Самоходчики

Я вам честно отвечу, что меня и других, воевавших в 1945 году в 233-м ОТП, образно выражаясь, война «задела по касательной». Ничего особо героического полку совершить не удалось. Полк часто находился в резерве фронта. Пока мы на нашей малой скорости доходили куда-либо, то все уже заканчивалось. Так, например, произошло при штурме Штеттина. Полк придали 8-му механизированному корпусу, но и тут мы оказались «не пришей рукав». Бои, в которых полк принял активное участие и понес серьезные потери, произошли под Млавой, и в январе 1945 года, при взятии прусского города Дойче-Лау. Его с ходу захватили кавалеристы из корпуса, кажется, генерала Осликовского. Когда брали Росток, то пока мы на своих «крейсерских» скоростях до него «дочапали» — с немцами уже разобрались и без нашего полка. Второго мая 1945 года мы вышли к морю и на этом война для нас закончилась.

Отношение к гражданскому немецкому населению со стороны танкистов?

«На войне как на войне», конечно, и «трофейничали», да и «девок щупали», не без этого. Но я ни разу не видел случаев прямых жестоких издевательств по отношению к цивильному немецкому населению. Когда почти без боя взяли Росток, то уже на следующий день в город был введен полк из состава частей по охране тыла, со специальной задачей — поддержание порядка. Отношения с местными немцами были неплохими. Наши тыловые службы сразу организовали пункты питания для гражданских жителей города. Можно было увидеть следующую картину: лежит на мостовой наш офицер, пьяный «в дым», а два пожилых немца пытаются поднять его, объясняя другим — «Он не мертвый, он больной, ему надо срочно помочь».

Как складывалась Ваша армейская служба после войны?

В сентябре 1945 года меня перевели служить начальником штаба отдельного самоходного дивизиона 193-й СД. Позже меня направили в отдельный мотоциклетный батальон, где я снова был в должности начальника штаба.

В этот батальон входили 2 мотоциклетные роты, рота БТР, рота танков Т-34, батарея 76-мм орудий и «внештатная» рота, состоявшая из 16 машин-«амфибий» марки «Форд».

Мы получили мотоциклы «харлей», предназначенные для американской военной полиции и развивавшие скорость до 100 миль в час.

Служил я в Северной Группе вВойск, в Польше. В 1948 году нашу дивизию вывели в Белоруссию и влили в 5-ю гвардейскую ТА. Я стал начальником штаба мотострелкового батальона, закончил годичную Высшую бронетанковую школу в Ленинграде. Потом учился на курсах «Выстрел», служил в оперативном отделе дивизии, стал начальником штаба полка.

Дальнейший мой армейский путь пролегал в Дальневосточном Военном округе. В таком «замечательном» месте, как Занадворовка, (где, как говорили в армии — «широта крымская, а долгота колымская»), в 40-й ордена Ленина Хасанской мотострелковой дивизии. Служил старшим офицером (начальником направления) оперативного отдела штаба армии до звания полковника. В 1969 году уволился из армии по болезни, в запас с должности начальника оперативного отдела дивизии.

Вернулся после демобилизации в свой родной Харьков. Служил в Харьковском военкомате, был на советской и профсоюзной работе.

Интервью и лит. обработка: Г. Койфман

Иванов Алексей Петрович

Прежде всего, нужно сказать, что я принадлежу к поколению выпускников 1941 года. Мы только окончили 10-й класс Дегтя некой средней школы, и наш выпускной вечер состоялся 20 июня 41-го года, а уже 22-го началась война. До сих пор очень ясно помню это воскресное утро: солнечное и такое тёплое…

И почти сразу прошла мобилизация. На проводах мужчины выпили по стопке, а провожавшие их женщины плакали. Играли баяны, мужчины пели, но меня больше всего поразил один момент. Среди провожающих был один наш сельский старичок — Абрамов Пётр Романович. Он шёл и тоже плакал, а я все никак не мог понять, почему он плачет? Дочь у него была незамужняя, поэтому особенно близких людей он на войну не провожал. Тогда это так и осталось для меня загадкой. И только после того, как я вернулся домой с войны, как-то спросил своего отца: «Пап, а Пётро Романович, дядя Петруша был на фронте»? — «Да, сынок, был». Выяснилось, что он воевал в I мировую, попадал под немецкие газы. Вот тогда я понял, почему он плакал, когда прощался с нашими односельчанами… Действительно, война оказалась тяжелейшим испытанием, и все фронтовики, конечно, от всей души её ненавидят.

Иванов Алексей Петрович.