Самолеты уходят в ночь

С таким настроением я и стала осваивать основы авиационного дела. Помню, во вступительной лекции начальник учебного отдела аэроклуба Александр Иванович Мартынов знакомил нас, курсантов, с программой учебы. Он называл дисциплины: самолетовождение, теория полета, аэронавигация. От всего этого уже веяло небом, простором, вышиной! А потом начался урок. Раскрыв тетрадь, я стала записывать лекцию. Первая запись! Первая ступенька в авиацию! Сколько их ждало меня впереди!

Время бежало незаметно. Вот уже сданы экзамены по теоретической подготовке и началась наземная практика. Меня зачислили в звено Анатолия Сергеевича Мацнева, в группу инструктора Михаила Павловича Дужнова. Дужнов был хорошим летчиком, веселым и общительным человеком и пришелся курсантам по душе. Он пользовался большим уважением не только у подчиненных, но и у командования.

Аэродром клуба находился под Москвой, в живописной местности. Над пожелтевшим от зноя полем с восхода до захода солнца стоял неумолчный гул моторов. Самолеты то уходили в прохладную синеву неба, направляясь в пилотажные зоны, то стремительно неслись навстречу горячей земле.

В центре летного поля, неподалеку от деревни трепетал на ветру пестрый осоавиахимовский флаг. Здесь располагался командный пункт аэродрома, а попросту — КП. Невдалеке от него красными флажками обозначался «квадрат», где учлеты — юноши и девушки в синих комбинезонах — дожидались своей очереди сесть в кабину самолета. Здесь же мы занимались самоподготовкой, вели споры, в перерывах между занятиями выпускали газету «Стартовка».

Лето в тот год выдалось жаркое. Нещадно пекло солнце. Ветер, поднятый винтами самолетов, нес пыль и сорванную жухлую траву, сушил губы. Лишь иногда внезапно, точно разбойник, набегала свинцовая туча. Тогда в небе громыхало, полыхала молния и мы, не успев добежать до лагеря, промокали до нитки. А через полчаса небо очищалось, вновь сияло солнце.

Мимолетные грозы умывали землю, очищали воздух. И мы снова собирались в «квадрате». Под руководством инструкторов учились правильно занимать свое место в кабине, управлять педалями и ручкой, как это делается при взлете, полете и посадке. Вначале осваивали простейшие упражнения. Затем стали отшлифовывать полет по кругу, разворот, построение маршрута. С каждым разом инструктор усложнял задания, приучая нас к самостоятельной работе. Но все это происходило пока что на земле.

Потом начались настоящие полеты. Это было более интересно. Но все же пока что мы летали с инструктором. Он находился в задней кабине и через дублированное управление исправлял ошибки учлетов. Со временем ошибок становилось все меньше и меньше.

И вот, наконец, было объявлено, что нам разрешили совершить самостоятельный полет. Первый самостоятельный, без инструктора! У кого из нас не замирало сердце при одном воспоминании об этом?

Обычно на выходной день курсанты разъезжались по домам и возвращались в лагерь лишь утром в понедельник. На этот раз нам предложили возвратиться заранее — в воскресенье вечером. Все уже знали, что инструктор наметил несколько человек для самостоятельного вылета. Но кого? Каждый втайне надеялся, что выбор Дужнова падет на него.

Воскресенье я провела в мечтах о завтрашних полетах. Думала: а вдруг и меня включили в первую группу? В самом деле, почему бы и нет? Ведь полеты с инструктором мне удавались неплохо.

Утро в день полетов выдалось на редкость тихое, ласковое. Я проснулась рано, вышла из палатки.

На лугу под солнцем сверкала обильная роса, предвестница теплого, сухого дня. Над тихой гладью реки стлались космы тумана, а в просветы между ними на другом берегу мелкими волнами перекатывалась молодая рожь. И мне даже казалось, будто я улавливаю ее легкий зеленый звон, который не могла заглушить льющаяся с небес незамысловатая песня жаворонка.

Со стороны деревни доносился невнятный гомон голосов, тянуло горьковатым дымом. На реке гулко шлепал по мокрому белью валек.

Начинался новый день. Родившись у далеких берегов Тихого океана, он, разгоняя ночную тьму, стремительно шагал через всю страну, золотил горные вершины, спускался в долины и шагал, шагал все дальше. Звоном будильников и протяжным пением заводских гудков новый день врывался в города и деревни, зовя людей на трудовые дела, на новые свершения. Он звал и меня. И я как-то по-особенному, остро почувствовала значимость этого нового дня.

Я представила себе, как сегодня ворвусь в прохладную гладь небес, взбудоражу ее ревом мотора и, склонив голову, увижу оттуда ту самую землю, по которой хожу, которая дала мне жизнь и которой я, если понадобится, не задумываясь, отдам ее. Отдам вот за это самое чудесное мгновение, за это утро, за его свежесть, за тихий перезвон зеленой ржи и пение жаворонка и за все-все то, что вмещается в одно коротенькое, но необычайно емкое слово — Родина.

Долго я стояла на берегу реки, поглощенная своими мыслями. Но вот прозвучал сигнал подъема. Лагерь пробудился, зашевелился.