Самопознание

[1] Впервые книга "Самопознание" была издана в Париже в 1949 году вскоре после смерти автора. При этом (частично по указаниям самого Н. А. Бердяева, содержащимся на полях рукописи, частично по усмотрению редактора, его свояченицы Е. Ю. Рапп) из нее были изъяты довольно значительные отрывки, часть которых впоследствии была , опубликована отдельно, но без указания точного местонахождения в тексте. То есть в своем печатном виде книга содержала явные отклонения от автографа, что, в свою очередь, вызвало неизбежные для сохранения связности изложения перестановки частей текста. Кроме того, редактором первого издания была проведена не всегда удачная стилистическая правка рукописи, а в некоторых случаях добавлены предложения и абзацы, почерпнутые из других сочинений философа или личных бесед с ним. Наконец, в книгу вкрались досадные погрешности, связанные с неверным прочтением в рукописи отдельных слов, с опечатками и случайными пропусками предложений.

Во втором, исправленном издании (Париж, ИМКА-Пресс, 1983) выпущенные отрывки были напечатаны в виде приложения к книге.

Настоящее издание является первым полным воспроизведением авторского текста "Самопознания". Оно подготовлено по рукописи, которая хранится (в соответствии с завещанием Бердяева) на его родине (ЦГАЛИ. Ф. 1496. Оп. 1. Д. 36). В нем сохранены особенности авторской орфографии и пунктуации. Сокращенные или недописанные Бердяевым слова в настоящем издании даны полностью, неразобранные слова обозначены отточиями в угловых скобках.

[2] Дневник Амиеля... - произведение швейцарского писателя и философа XIX века Анри Амиеля (1821-1881).

[3] "Journal" А. Жида. - "Дневник" французского писателя Андре Жида (1869-1951) охватывает период с 1889 по 1949 год; при жизни Бердяева выходил частями.

[4] "Я никогда не достигал в реальности того, что было в глубине меня" (фр.). Цитата из книги "Обретенное время", входящей в цикл романов Марселя Пруста (1871-1922) "В поисках утраченного времени".

Глава I. ИСТОКИ И ПРОИСХОЖДЕНИЕ. Я И МИРОВАЯ СРЕДА. ПЕРВЫЕ ДВИГАТЕЛИ. МИР АРИСТОКРАТИЧЕСКИЙ

"Мир не есть мысль, как думают

философы. Мир есть страсть.

Охлаждение страсти дает обыденность"

Истоки человека лишь частично могут быть поняты и рационализированы. Тайна личности, ее единственности, никому не понятна до конца. Личность человеческая более таинственна, чем мир. Она и есть целый мир. Человек микрокосм и заключает в себе все. Но актуализировано и оформлено в его личности лишь индивидуально-особенное. Человек есть также существо многоэтажное. Я всегда чувствовал эту свою многоэтажность. Огромное значение имеет первая реакция на мир существа, в нем рождающегося. Я не могу помнить первого моего крика, вызванного встречей с чуждым мне миром. Но я твердо знаю, что я изначально чувствовал себя попавшим в чуждый мне мир, одинаково чувствовал это и в первый день моей жизни, и в нынешний ее день. Я всегда был лишь прохожим. Христиане должны себя чувствовать не имеющими здесь пребывающего града и града грядущего взыскующими. Но то первичное чувство, которое я здесь описываю, я не считал в себе христианской добродетелью и достижением. Иногда мне казалось, что в этом есть даже что-то плохое, есть какой-то надлом в отношении к миру и жизни. Мне чуждо было чувство вкорененности в землю. Мне более свойственно орфическое понимание происхождения души, чувство ниспадания ее из высшего мира в низший.

И звуков небес заменить не могли

Ей скучные песни земли[1].

У меня никогда не было чувства происхождения от отца и матери, я никогда не ощущал, что родился от родителей. Нелюбовь ко всему родовому характерное мое свойство. Я не люблю семьи и семейственности, и меня поражает привязанность к семейному началу западных народов. Некоторые друзья шутя называли меня врагом рода человеческого. И это при том, что мне очень свойственна человечность. У меня всегда была мучительная нелюбовь к сходству лиц, к сходству детей и родителей, братьев и сестер. Черты родового сходства мне представлялись противоречащими достоинству человеческой личности. Я любил лишь "лица необщее выражение"[2]. Но ошибочно было бы думать, что я не любил своих родителей. Наоборот, я любил их, считал хорошими людьми, но относился к ним скорее как отец к детям, заботился о них, боялся, чтобы они не заболели, и мысль об их смерти переживал очень мучительно. У меня всегда было очень слабое чувство сыновства. Мне ничего не говорило "материнское лоно", ни моей собственной матери, ни матери-земли. Мать моя была очень красива, ее считали даже красавицей. В 50 лет она была еще очень красивой женщиной. Но я никогда не мог открыть в себе ничего похожего на Эдипов комплекс, из которого Фрейд создал универсальный миф. Родство всегда казалось мне исключающим всякую влюбленность. Предмет влюбленности должен быть далеким, трансцендентным, не похожим на меня. На этом ведь был основан культ "прекрасной дамы". Я русский романтик начала XX века.