Самостоятельные люди. Исландский колокол

Бьяртур мечтал, что жена, когда он придет домой, приветливо его встретит, напоит кофе и, может быть, захочет послушать новые стихи о солнце или о буре; но она, видно, была не совсем здорова, во всяком случае, не настолько, чтобы радоваться стихам; к тому же она вообще не понимала поэзии.

Он подарил ей цветастое платье, очень подходящее для хорошей летней погоды, она же, как назло, носила старое платье из холстины, в котором доила коров в Редсмири, или потертую шерстяную юбку и изношенную, в заплатах, кофту. И всегда она недомогала. Порой у нее кружилась голова — так сильно, что она присаживалась на минуту, а иногда ее мутило. По утрам муж и жена пили сладкий черный кофе с ржаным хлебом. Прежде Роза проворно убирала сено и вообще была расторопной работницей, а теперь она подолгу стояла, опершись на грабли.

— Какая же ты бледная! — говорил Бьяртур.

А она молчала.

— Могла бы и поживее шевелить граблями, — говорил Бьяртур.

Никакого ответа. Закусит губу и молчит. За час до завтрака она уходила домой варить рыбу, но иногда ей не удавалось растопить плиту. И тогда она приносила мужу на луг холодную рыбу, холодный кофе и черный хлеб.

— Перестанешь ты экономить этот чертов сахар? — ворчал Бьяртур. О сладостях он обыкновенно говорил с пренебрежением.

После еды он шел к берегу реки и ложился отдохнуть, всего на несколько минут. Роза сидела на траве и задумчиво рвала мох.

По воскресеньям Бьяртур поднимался на гору за вереском или шел на пустошь — поглядеть на овец для собственного удовольствия; он сразу узнавал, откуда каждая овца и какой она породы. И еще ему доставляло особое удовольствие сбрасывать в ущелье большие камни.

Жена стирала белье в ручье у нижнего порожка. Однажды в воскресенье Бьяртур долго отсутствовал и пришел домой весь сияющий. Он спросил у жены, не догадывается ли она, что он видел. Он видел свою овцу Белорожку, к югу от родника, с замечательным ягненком!

— Готов побиться об заклад, что осенью ягненок будет весить все тридцать фунтов.

Но жена не выказала ни малейшей радости.

— Хороша порода пастора Гудмундура, — заметил Бьяртур. — Это не бродяги, они не рыщут по пустоши без смысла и толку, нет, они находят то, что им нужно, и уж дальше не идут. Умные овцы. Я решил завести барана этой породы.

— Да, да, — сказала жена. — Это и есть подходящая для тебя порода.

— Не понимаю, — сказал Бьяртур.

— Я только сказала, что это хорошо, — ответила жена.

Она не разделяла его радость, потому что была равнодушна к его затеям и продолжала о чем-то упорно думать.

— Бьяртур, — сказала она, помолчав. — Мне хочется мяса.

— Мяса? — спросил он удивленно. — Среди лета?

— У меня слюнки текут, когда я вижу овцу.

— Слюнки? — повторил он. — Может, у тебя горло болит?

— Этой соленой зубаткой даже собаку не накормишь.

— Не кажется ли тебе, дорогая моя, что с тобой что-то неладно?

— В Редсмири нас два раза в неделю кормили мясом.

— Не поминай ты при мне эту треклятую конину! — По воскресеньям нам всегда давали баранину, даже летом давали! А конина — очень хорошее мясо.

— Для работников резали только старых овец и кляч. Это мясо годится только для подневольных людей.

— А где же другое?

— Свободный человек может удовольствоваться рыбой. Самостоятельность выше всего.

— По ночам мне снится кровяная колбаса. Мне кажется, я беру ее руками, горячую, прямо из котла, и сало так и течет, сочится из нее… Иногда это ливерная колбаса, иногда кровяная… Иисусе, помоги мне!

— Это к непогоде, — объяснил Бьяртур, — Сало означает прояснение; видно, проглянет солнце. Может быть, хорошая погода продержится, пока не кончится самая горячая страда.

— И еще мне снится молоко.

— Молоко? Среди лета? Не к снегу ли?

Этот сон показался Бьяртуру совершенно необъяснимым.

— Мне приснилось, что я в Редсмири, пропускаю молоко через сепаратор в кладовой. Из одной трубки течет снятое молоко, из другой — сливки. И будто сливки льются мне прямо в рот.

— Охота тебе запоминать всю эту проклятую чепуху. Ведь она же ровно ничего не значит, — сказал Бьяртур; он решил не обращать внимания на ее сны.

— Днем, когда я не сплю, я все сижу и думаю о молоке. На лугу, когда убираю сено, я думаю о молоке. И о мясе.

Бьяртур задумался и наконец ответил:

— Дорогая Роза, боюсь, у тебя с сердцем неладно.

— Бьяртур, скажи, мы никак не можем завести корову? — продолжала жена.

— Корову? — переспросил вконец озадаченный Бьяртур. — Корову?

— Да, — упрямо повторила Роза, — корову.

— Теперь мне уже совершенно ясно, что у тебя началась болезнь сердца. Вот так же было с моей покойной матерью. У нее появились какие-то странные желания, потом она стала слышать голоса. Сначала мы обратились к знахарке, но когда это не помогло, пошли к доктору. Если у тебя это не пройдет, скажи мне, чтобы я мог, пока не поздно, взять у Финсена какие-нибудь капли покрепче.

— Не хочу никаких капель. Хочу корову.

— А где у нас выгон? Я думал, ты сама видишь, сколько травы у нас на этом чертовом холме. И сама хорошо знаешь все эти голые кочки, по которым мы каждый день ходим, когда косим траву. Откуда же нам взять сено для коровы? — У реки растет осока.