Самоцветы для Парижа

— С богом, поручик! — Вологжанин горячо пожал узкую ладонь ночного гостя, и тот, как угорь, выскользнул за дверь, сразу же растворясь во мгле.

Тщательно закрывшись на все засовы, Владислав Антонович в приподнятом настроении откинулся в кресле. Его уже не знобило. Визит поручика вдохнул в него уверенность.

«Итак, что мы имеем?» — Владислав Антонович задумался.

Он подготовил два надежных тайника, где можно было без боязни спрятать драгоценности. Надо полагать, на краткое время, рассказанное поручиком обнадеживало: большевики будут сметены.

Да, скоро в театре смена декораций...

Важно продержаться до прихода братьев-славян.

Сам он затеряется в Екатеринбурге, где его ждет Розерт. Правда, встречаться с ним опасно, Розерта, понятно, ищут и там, но на этот случай есть один человечек, чистый пролетарий, которого трудно заподозрить в нелюбви к Советской власти. С Розертом все обговорено заранее, этого человека, а не его, Вологжанина, будет ждать Розерт в «Пале-Рояле».

Владислав Антонович запоздало вспомнил, что не поблагодарил Голубева, сделавшего ради него такой нелегкий крюк. Его не интересовало, что влекло поручика в Камнегорск, но он пожелал ему успехов.

Только далеко за полночь, не мучаясь больше ожиданием и сомнением, управляющий Воскресенским прииском потушил лампу.

(3) Бассейн Большого Створа. Май 1918 года

Воскресенский, некогда процветающий прииск, в последнее время переживал упадок. Не чувствуя крепкой хозяйской руки, он приходил в запустенье.

Отчаянно плодилось воровство, как ни пресекал ревком проснувшуюся в людях алчность. Рабочие разбегались по тайге, подгоняемые верой в свой фарт. Все реже и в меньшем количестве поступал из шахт изумрудный сланец.

Вологжанин взирал на беспорядки сквозь пальцы.

И в этот день он больше по привычке, чем по необходимости, обошел участки. О том, что простаивали лебедки, десятники докладывали ему не впервые, но слушал он их плохо и не торопился принимать меры. А после обеда даже завалился на диван, надеясь возместить ночное бдение. Однако нервное перенапряжение дало о себе знать, и он долго ворочался с бока на бок, пока не решил наведаться в Нечаевский лог.

Облюбованное ранее место для тайника он нашел бы с закрытыми глазами. Тайга здесь сгущалась, вздымаемая скальными выходами, изобиловала старыми и свежими шурфами, сырыми пещерами.

Но каково было его разочарование, когда среди бурелома приметил собранный из жердей, крытый берестой балаган. Поодаль в начатых шурфах возились незнакомые мужики.

Старателям не везло, и на чем свет стоит проклинали они заблудившееся счастье.

Разочарование Владислава Антоновича переросло в радость. Как хорошо, что не поленился заглянуть сюда сегодня! В этих мужиках он увидел перст судьбы, указавшей ему свыше на опасность.

Торжествующий Вологжанин не отказал себе в удовольствии побеседовать с мужиками. Он даже угостил их дорогими папиросами и рассказал им историю открытия знаменитых изумрудных копей в Южной Америке.

Бородатые старатели ахали, откровенно завидовали смекалке неведомого им испанского кабальеро Хуана де Пенагоса, обнаружившего мелкие зеленые камешки в курином зобу.

«Ну как есть дети», — думал Вологжанин, наблюдая за своими простодушными согражданами. Нечто вроде жалости шевельнулось в нем, но он тут же задушил это первобытное чувство.

Нашли кому завидовать! Кости этого конкистадора истлели за четыре столетия. Вологжанин внутренне усмехнулся: а вот он жив, и зеленого камня у него побольше, чем у победителя индейского племени мюзо, хотя он в жизни ни одной курицы не потрошил.

Бодрым вернулся к исходу дня Владислав Антонович на Воскресенский прииск.

Без помощи кучера запряг он в таратайку казенного жеребца, похлопал его по сильному крупу и направился в дом.

Там заперся на засов и спустился в погреб.

Не скоро появился Вологжанин на крыльце, зато в руках держал перемазанный глиной, видавший виды кожаный саквояж. Он небрежно бросил саквояж в таратайку, швырнул следом лопату. Вел себя несуетно, как обычно, когда ездил на соседние прииски или в Камнегорск за свежей корреспонденцией.

Ничто не вызывало тревогу. Бараки рабочих пустовали, конторских служащих словно корова языком слизнула.

Отряхнув руки от приставшей глины, Вологжанин взялся за вожжи. Слетело уже с языка ямщицкое: «Пошел!» — и вдруг спиной учуял чей-то взгляд. Но оборачиваться не стал.

Массивные бревенчатые ворота никто не охранял. Лишь ряды колючей проволоки напоминали о былых, им же введенных порядках «Анонимной компании».

Владислав Антонович остановил подводу, достал из брезентового плаща портсигар. Не спеша, постучал мундштуком папиросы о серебряную крышку, прикурил, закрывая огонек обеими ладонями от ветерка, и только тогда огляделся.

Никого.

Показалось, что ли?