Самоубийство Пушкина. Том первый

Когда готовился засесть за эти записки, я сделал огромное количество разнообразных выписок из многих старых и новых авторов, пытавшихся прояснить суть и истоки русского суеверия. Какие-то значительные факты из его истории. Сейчас, дописавши свои заметки почти до половины, я вдруг выяснил, что многие из любопытнейших этих выписок почему-то не ложатся в заготовленную мной канву. А мне жаль своего труда и поисков и особенно того, что собираемая мной энциклопедия русского суеверия без них и вовсе окажется неполной. Есть уже проверенный выход из такого положения. Владимир Солоухин, писавши знаменитую свою «Траву», где надо прерывал своё увлекательнейшее повествование и, написав в виде заголовка слово «Извлечения», выписывал то, что не требовало или не поддавалось переложению. Или эту длинную цитату можно было испортить собственным пересказом, потому что бесполезно было соревноваться с блеском уже изложенного. Или надо было привести чьё-то авторитетное мнение в доказательство своих построений. Раз неплохое слово «Извлечения» уже использовано, будем пользоваться своим — «Из выписок».

Из выписок

Владимир Соловьев. Лермонтов

«…Укажу лишь на одно удивительное стихотворение, в котором особенно ярко выступает своеобразная способность Лермонтова ко второму зрению, а именно знаменитое стихотворение “Сон”. В нём необходимо, конечно, различать действительный факт, его вызвавший, и то, что прибавлено поэтом при передаче этого факта в стройной стихотворной форме, причём Лермонтов обыкновенно обнаруживал излишнюю уступчивость требованиям рифмы, но главное в этом стихотворении не могло быть придумано, так как оно оказывается “с подлинным верно”. За несколько месяцев до роковой дуэли Лермонтов видел себя неподвижно лежащим на песке среди скал в горах Кавказа, с глубокой раной от пули в груди, и видящим в сонном видении близкую его сердцу, но отдаленную тысячами вёрст женщину, видящую в сомнамбулическом состоянии его труп в той долине. Тут из одного сна выходит, по крайней мере, три:

I) Сон здорового Лермонтова, который видел себя самого смертельно раненным — дело сравнительно обыкновенное, хотя, во всяком случае, это был сон в существенных чертах своих вещий, потому что через несколько месяцев после того, как это стихотворение было записано в тетради Лермонтова, поэт был действительно глубоко ранен пулею в грудь, действительно лежал на песке с открытою раной, и действительно уступы скал теснилися кругом. 2) Но, видя умирающего Лермонтова, здоровый Лермонтов видел вместе с тем и то, что снится умирающему Лермонтову:

И снится мне сияющий огнями

Вечерний пир в родимой стороне…

Меж юных жен, увенчанных цветами,

Шел разговор весёлый обо мне.

Это уже достойно удивления. Я думаю, немногим из вас случилось, видя кого-нибудь во сне, видеть вместе с тем и тот сон, который видится этому вашему сонному видению. Но таким сном (2) дело не оканчивается, а является сон (3):

Но в разговор весёлый не вступая,

Сидела там задумчиво одна,

И в грустный сон душа её младая

Бог знает чем была погружена.

И снилась ей долина Дагестана,

Знакомый труп лежал в долине той,

В его груди, дымясь, чернела рана,

И кровь лилась хладеющей струей.

Лермонтов видел, значит, не только сон своего сна, но и тот сон, который снился сну его сна — сновидение в кубе.

Во всяком случае, остаётся факт, что Лермонтов не только предчувствовал свою роковую смерть, но и прямо видел её заранее. И эта удивительная фантасмагория, которою увековечено это видение в стихотворении “Сон”, не имеет ничего подобного во всемирной поэзии и, я думаю, могла быть созданием только потомка вещего чародея и прорицателя, исчезнувшего в царстве фей. Одного этого стихотворения, конечно, достаточно, чтобы признать за Лермонтовым врождённый, через голову многих поколений переданный ему гений».

* * *

Грустно наблюдать сейчас те бесполезные потуги, которые тратятся на то, чтоб восстановить в нашей жизни хотя бы подобие тех великолепных обрядов и обычаев, которыми ещё недавно так богата была народная жизнь. Политический и нравственный вандализм, характерный для эпохи масштабных социалистических преобразований, и тех, которые были после того, резанул по самому корню народных традиций. Наследие, которое мы приобрели за годы очередных революционных поворотов на земле, в быту, в хозяйстве, кроме морального и материального прозябания, довело наши народы до полной обезлички в духовной жизни. Разбиты хрупкие и прекрасные сосуды, которые заполнены были стихийной мудростью веков, осмеяны неписаные законы, составлявшие красоту и неординарное содержание народной морали и быта. Нами правит имитация. Мы долгое время живём в мире подделок. Геноцид мы принимаем за завоевание демократии, террор против земли и природы — за достижения науки и производства, нищету духа — за обновление личности.

Веселье и выдумка — традиционные черты русского праздника и застолья — сменились упорным питием и нетрезвыми злобствованиями в адрес любых политических инстанций и нововведений.