Самоубийца

Пугачев. Из-за ливерной. Правильно. Дорогие товарищи, я мясник…

Раиса Филипповна. Это низкая ревность, Олег Леонидович. Он стрелялся из-за меня.

Клеопатра Максимовна. Тело, тело…

Отец Елпидий. Религии…

Пугачев. Мясо…

Аристарх Доминикович. Товарищи…

Пугачев. Колбаса…

Виктор Викторович. Идеалы…

Аристарх Доминикович. Интеллигенция…

Мария Лукьяновна

. Сеня! Сеня!

Серафима Ильинична. Забыли покойника, граждане.

Отец Елпидий. И сотвори ему вечную память.

Хор(поет). Вечная память, вечная память.

Все опускаются на колени, кроме Егорушки. Виктор Викто­рович уходит.

Маргарита Ивановна. Почему вы, Егор Тимофеич, не мо­литесь?

Егорушка. В современное время молиться грех.

Отец Елпидий

. Ну, прощайтесь с покойником.

Аристарх Доминикович (опускаясь на колени). Прости, Семен. (Целует Подсекальникова в лоб.)

Семен Семенович (обнимая Аристарха Доминиковича). Про­сти и ты меня, Аристарх. (Целует его.)

Аристарх Доминикович. А-а-а! (Бросается в толпу.)

Все. Караул!

Семен Семенович

(вылезая из гроба). Простите и вы меня, дорогие присутствующие.

Мария Лукьяновна. Сеня! Сенечка!

Семен Семенович. Маргарита Ивановна! (Бросается к ней.)

Маргарита Ивановна (с кутьей в руках). Чур меня, сатана! Что ты хочешь?

Семен Семенович. Рису, рису мне, Маргарита Ивановна, дай­те рису. (Вырывает кутью.) Товарищи, я хочу есть. (Ест.) Ночь, и еще ночь, и еще день пролежал я в этом гробу. И толь­ко один раз удалось мне выбраться из часовни и купить себе пару булок. Товарищи, я хочу есть. Но больше, чем есть, я хочу жить.

Аристарх Доминикович

. Но позвольте… как жить?

Семен Семенович. Как угодно, но жить. Когда курице отру­бают голову, она бегает по двору с отрубленной головой, пусть как курица, пусть с отрубленной головой, только жить. Товарищи, я не хочу умирать: ни за вас, ни за них, ни за класс, ни за человечество, ни за Марию Лукьяновну. В жизни вы мо­жете быть мне родными, любимыми, близкими. Даже самы­ми близкими. Но перед лицом смерти что же может быть бли­же, любимей, родней своей руки, своей ноги, своего живота. Я влюблен в свой живот, товарищи. Я безумно влюблен в свой живот, товарищи.

Клеопатра Максимовна. Ну, и этот туда же, за Раисой Филипповной.

Семен Семенович. Я влюблен в свои руки и ноги, товарищи. Ах вы, ножки мои дорогие.

Отец Елпидий. Что же это такое, Мария Лукьяновна?

Аристарх Доминикович. Вы мерзавец. Вы трус, гражданин Подсекальников! То, что вы говорили сейчас, – отвратитель­но. Нужно помнить, что общее выше личного, – в этом суть всей общественности.

Семен Семенович. Что такое общественность – фабрика ло­зунгов. Я же вам не о фабрике здесь говорю, я же вам о жи­вом человеке рассказываю. Что же вы мне толкуете: «общее», «личное». Вы думаете, когда человеку говорят: «Война. Вой­на объявлена», вы думаете, о чем спрашивает человек, вы ду­маете, человек спрашивает – с кем война, почему война, за какие идеалы война? Нет, человек спрашивает: «Какой год призывают?» И он прав, этот человек.

Аристарх Доминикович. Вы хотите сказать, что на свете не бывает героев.

Семен Семенович. Чего не бывает на свете, товарищи. На све­те бывает даже женщина с бородой. Но я говорю не о том, что бывает на свете, а только о том, что есть. А есть на свете всего лишь один человек, который живет и боится смерти больше всего на свете.

Александр Петрович. Но ведь вы же хотели покончить с со­бой.

Аристарх Доминикович. Разве вы нам об этом не говорили?