Самозванец

Дмитрий, в розовых, шитых розовым жемчугом сапогах с высоченными каблуками, в розовом кафтане, сверкающем розовыми каменьями, в высокой собольей шапке.

В конце каждого танца весь зал низко кланялся государю, и он, принимая поклонение, приветствовал гостей поднятием обеих рук с раскрытыми ладонями.

Вдруг посреди новой мазурки Дмитрий вскочил и бросился в ряды танцующих.

- Шапку! Шапку! - он стоял перед огромным поляком, посмевшим явиться в залу в головном уборе. - Я снесу твою голову вместе с твоими дурацкими перьями.

Побледневший пан снял шапку, поклонился.

- Он только что прибыл из Варшавы, государь! - подсказали Дмитрию. - Он не знает твоих, государевых, установлении.

- Я сам знаю, что он знает! - рявкнул Дмитрий. - А ну-ка скажи, каков мой титул?

- Наияснейший, непобедимейший монарх Божьей милостью император, великий князь всея России, цесарь...

-Твои знания достаточны,- Дмитрий улыбнулся, улыбнулись и все кругом, засмеялся, и все засмеялись.

Легонько ударил по плечу провинившегося.- Служи мне, и будешь богат, знатен, счастлив.

Быстро вышел из залы. В боковой, совершенно еще пустой комнате зашел за изразцовую печь, повернул прибитые к стене лосиные рога, и перед ним отворилась потайная дверь. За этой дверью его ожидали только что доставленные из города для утешения и радости юные девы и зрелые красавицы. Они были уже приготовлены для встречи государя, всей одежды прозрачные покрывала на плечи.

- Сегодня в Вяземах я брал приступом снежную кре^ пость, - сказал Дмитрий сурово и властно. - Наемный сброд легко побил и скинул со стен лучших людей России. Я спрашиваю вас, разве это лучшие люди, если они не знают воинского искусства и не могут постоять за себя? Я один возьму сейчас вас всех! Вы нарожаете мне воистину сильных и мужественных людей. Пейте вину, веселитесь. А ты, черноокая, первая докажи государю, что любишь его.

9

Одна затея сменяла другую. На Москва-реке на льду поставили гуляй-город, тотчас прозванный "Адом". Ряды телег, соединенные цепями, превращались в подвижную крепость - излюбленное оборонительное сооружение поляков и казаков. Телеги закрыли высокими деревянными щитами, а на этих щитах живописцы Оружейной палаты намалевали рогатые рожи, зверины оскалы, лапы с когтями, кочережки, щипцы, ухваты - и все это в языках пламени. Воистину ад!

В щитах были проделаны амбразуры, из амбразур поглядывали серьезным оком пушки.

Пошла потеха для всей Москвы. Московские дворяне обороняли табор, польские роты дворцовой стражи брали его приступом.

Дмитрий, сидя возле окна своего нового дворца, высокого, поднятого над кремлевскими стенами, наблюдал за военной игрой.

- Сильны, как медведи, но ничего не умеют, - без досады сказал Дмитрий собеседнику патеру Савицкому. - Для того я и послан Богом к ним, чтобы научить умному.

Патер прибыл к Дмитрию тайно: католическая церковь ждала, когда же ее ставленник, исполняя тайный договор, приступит к обращению России в католичество.

- Вы сами можете видеть, - продолжал Дмитрии, - в подобных играх я и в войске начинаю с малого. Дворяне перенимают польское военное искусство, переймут дворяне - переймут и стрельцы. Так и с религией. Я согласен с вами: иезуитский коллегиум в Москве необходим. Я уже отдал распоряжение приглядывать способных к наукам детей, которых всех возьму ка свое царское содержание.

И вскочил, радостно хлопнув в ладоши.

- Отбросили! Отбросили и погнали! - и глянул на патера, да так, будто окатил из ушата ледяной водой. - Радуюсь, что русские бьют мою польскую стражу. Наука идет на лад. Ваша ваука. Только хорошо ли это, что мои бьют сугубо моих.

Патер молча перекрестил Дмитрия. Он был молчун, этот Савицкий. Дмитрию приходилось самому заводить и вести разговоры, так оно его тревожило, умное иезуитское молчание.

- Я очень прошу прислать мне список государств и городов, которые изъявили бы желание принять наших юношей для обучения наукам и теологии. Я готов направить в Европу тысячи моих надежд. Робкий Годунов не посмел послать за науками более десяти человек, я пошлю тысячи. Тогда и можно будет говорить о преобразовании византийского православия в римское католичество.

Когда патер удалился, Дмитрий сказал Басманову, хотя тот и не был во время беседы. На всякий случай сказал:

-Спят и видят, чтоб мы папе римскому поклонились, Сигизмунду зад целовали. А мы у них еще всю Западную Русь отхватим. Помяни мое слово! Пойдем с победою с турецкой стороны да и завернем ненароком.

Басманов слушал царя вполуха, у царя что ни день, то новый прожект.

- Государь, я пришел к тебе об одном чудовском монашеке сказать.

- Так говори!

- Скачет, как заяц, по церквам и с папертей говорит, что видел тебя и ты есть Григорий Отрепьев. Что он де тебя хорошо знает, грамоте тебя обучал.

- Я учителей за морем ищу, а их дома хоть отбавляй.

Так давай отбавим. - И стал черным. - В прорубь негодяя! В черную, в ледяную, навеки!

Поднял лицо - смеется, а в глазах ужас зверя.