Борис Васильевич Зубков, Евгений Салимович Муслин

Самозванец Стамп

I. НЕСУЩИЕ ВЕЧНОСТЬ

НЕСУЩИЕ ВЕЧНОСТЬ

Сейчас все, что рядом со мной, чисто и прозрачно - и моя собственная рука, и шкафчик с термометрами, и стакан с горьковатым лекарством. Вся больница пронизана чистотой и прозрачностью. Кстати, мои врачи не говорят «больница», они любят слово «лечебница». Будто бы меня можно лечить и вылечить! Увы, в свое время я слишком много копался в книгах, посвященных мельчайшим и бездушным тварям, которые, ничего не зная о существовании человека, так жестоко заставляют его страдать. Левенгук называл их «анималькулями» - маленькими животными. О доблестные анималькули, вы и сами погибаете мириадами и идете на дно Мирового океана. Там под тяжестью ваших крошечных трупов прогибается земная кора, и океан выходит из берегов. Ярость вашего размножения неистощима. Горе тому, кто становится на пути этой ярости. Вы можете и его пригнуть к земле, как заставляете прогибаться саму Землю…

До чего додумался - трупы, ярость, пригнуть к земле… Долой такие мысли, долой! И при чем здесь океан? Я никогда не занимался ни микробиологией, ни биогеохимией…

Опять эта боль… Она начинается в одной точке тела, расширяется, захватывает все его уголки… Все темнеет вокруг.

Я мечтал подарить людям бессмертие всех вещей, которые их окружают… С чего все началось? Забыл. Неужели и память моя заболела? Жаль. Кто-то говорил: «Наше «я» - это синтез памяти». Если я не помню, значит, я не существую…

Вспомнить бы самое начало. Начало… Наверное, там, в холодной мастерской, во время войны. Я работал слесарем по ремонту оборудования на текстильной фабрике. А кой тебе годик? Пятнадцатый миновал… Станки выходцы из прошлого века, калеки, издыхающие от хронического голода на запчасти. Мы приносили в мастерскую обглоданные, искромсанные детали и в сотый раз пытались вернуть обезображенным кускам металла утерянную форму. Мы строгали их, колупали зубилами и плакали от суровой неподатливости металла, от морозов - в мастерской минус пять, от скудной военной пищи столовая кормила овсяным отваром с пышным названием «суфле» и зелеными котлетами из свекольной ботвы.

Быть может, именно тогда, когда с тупым отчаянием я взирал на изношенные детали, а цеховой мастер, стоя за моей спиной, ждал чуда обновления, тогда и зародилась где-то в крошечном уголке мозга Идея. Потом много лет она дремала, свернувшись тугим пружинистым комочком. Развернулась, когда я уже работал в проектном институте.

…Проектировщики в белых халатах. Окна в два человечьих роста. Где ты, полутемная мастерская? Я тоже в белом халате, но мысленно роюсь в земле городских улиц - проектирую кабельные трассы. Однажды в институт привезли трубу. Удивительную, ржавую, чудесную, заскорузлую трубу. Она полгода пролежала в земле, храня внутри себя высоковольтный кабель. А на днях понадобилось вытащить его из трубы. Не тут-то было! Вытянули одни медные жилы, оболочка кабеля осталась в трубе. Прилипла! Кусок злополучной трубы привезли в институт. Собрался консилиум, не хуже, чем сейчас собирается возле моей постели. Подошел и я. Внутри труба покрыта слизью. Мазнул пальцем. Так просто, для солидности, будто что-то про себя соображаю. Слизь оказалась вовсе не слизью, а твердым блестящим налетом. Меня это сразу как-то поразило. Почти дурно сделалось. Как будто у меня в руках громадная находка, только ускользает она, и чувствую - сейчас все рассеется, останется лишь грустное ощущение потери. Вот когда проснулась дремавшая столько лет Идея!

Участники консилиума разошлись, я схватил кусок трубы и утащил его на свой стол. Вечером я исцарапал, изрезал, исковеркал серебристый налет перочинным ножом. Нож сломался, но царапины все же получились. Для отвода глаз насыпал в трубу земли из цветочного горшка, воткнул в землю какой-то цветок. Это была моя первая лаборатория. Она умещалась на подоконнике рядом с чертежным столом. Терпение, терпение! Я ждал три месяца. Опять был вечер, когда я трясущимися руками выколотил землю из трубы в корзину для бумаг.

Блестящий слой залечил раны! Царапины исчезли… Какие-то неизвестные доселе микробы наращивали тончайший налет металла, в точности повторяющий форму трубы. Микроорганизмы лечили раны металла. Я нашел их. Случайно или неслучайно? Сколько таких неслучайных случайностей знает наука. Пенициллин обнаружили в заплесневевшей лабораторной чашке, содержимое которой лишь по недосмотру не выбросили в помойное ведро…