Самозванка

Вид у него до сих пор грязный, хотя большую часть крови стерли с лица. Викторианскую форму сменили на комбинезон, произведенный нишей в стене. Сидит он на нем плохо, как если бы Кола сканировали с завязанными руками.

Но мне все равно хочется обнять его, вдохнуть его запах.

Мой отец тихонько посмеивается:

– Просто Фрей не с чем сравнивать. Наверное, мы сами виноваты в том, что не озаботились расширением ее знаний.

Кол пристально смотрит на меня.

На один безумный миг мне кажется, будто он вот-вот распознает меня за этой обманчивой внешностью. Словно неким образом поймет, кто перед ним на самом деле.

Но он явно напуган мной. Точно видит какую-то причудливую искусственную копию меня. Ведь я клялась ему, что Рафи на нашей стороне, а теперь она сидит тут и строит интриги со своим отцом.

Я смотрю Колу в глаза, заклиная взглядом прочитать мои мысли.

Все будет хорошо.

Но хорошо не будет – у него тоже на шее красуется бомба. Не в виде ожерелья, как у меня. А толстое темное кольцо наподобие собачьего ошейника.

– Я собирался удерживать его в качестве заложника, – говорит мой отец. – Чтобы влиять на поведение викторианцев. Но какой теперь в этом толк? Их армии больше нет.

– Значит, мы его отпустим? – небрежно бросаю я. – В знак доброй воли?

Отец заливается раскатистым смехом.

– Мне не хватало твоего чувства юмора, Рафия.

Как обычно я киваю, принимая его комплимент.

– Тогда что мы с ним сделаем?

Отец поводит плечами.

– Мы покажем протестующим, как поступаем с нашими врагами.

Я перевожу на него непонимающий взгляд.

– Только подумай, как это отразится на Фрей, – добавляет отец. – Когда она увидит, что его казнят, ее дух окончательно будет сломлен.

Казнят.

На ужасное мгновение комната вокруг меня темнеет. Я вижу портрет Кола, висящий в трофейном зале напротив лица его матери. Сердце бьется о ребра и рвется из груди.

Отец прищуривает глаза.

– Что такое, Рафия?

Я медленно втягиваю воздух, мозг лихорадочно ищет ответ.

– Казнь, папочка? – У меня подрагивает голос. – По новостным каналам? Что о нас подумают другие города?

Отец устало вздыхает:

– Уже слишком поздно переживать за нашую репутацию. О ней позаботилась твоя сестра.

– А вдруг есть способ как-то все исправить? Вынудить их принять твою власть над Викторией?

Он со скучающим видом смотрит на меня, над его глазами нависают тяжелые веки. Словно он передумал и отказался уже от сотни способов, как можно реабилитировать себя.

– Какой, например, дорогая?

Я не знаю, что ему ответить. Потому что не знаю, как можно кого-то спасти словами. Мне понятны лишь импровизированное оружие, поиск чужих слабостей и борьба от всего сердца.

Мне понятна только война.

Я встаю и с умоляющим взглядом оборачиваюсь к Колу. Он смотрит на меня в ответ, не понимая, почему я так стремлюсь его спасти.

Между нами возникает связь, проносится искра…

И тут я вижу ответ.

– А что, если Кол Палафокс не будет твоим пленником или вообще врагом? Что, если он станет твоим сыном?

Я поворачиваюсь к отцу, мои губы складываются в самую жестокую улыбку Рафи.

– Что, если вместо того, чтобы убить Кола, ты отдашь его мне?

Повисает молчание. На лице моего отца отражается множество мыслей – они так быстро сменяют друг друга, что за ними не угнаться.

Кажется, будто окружающая нас башня наклоняется под действием разрушений после вчерашнего взрыва. Под действием разрушений после всех моих ошибок.

В конце концов отец нарушает тишину и произносит:

– Кровный союз.

– Жители Виктории больше не будут оказывать сопротивление. Тео Палафокс лишится законного права на управление Викторией. А для остальных городов это станет идеальным поводом снова покупать металл у нас.

Из горла моего отца вырывается низкий смех. Он качает головой.

– Нам никто не поверит, если только мы не покажем свадьбу по всем каналам. А ты что же, приставишь к его горлу нож?

Я оборачиваюсь к Колу и провожу пальцами по его руке. От моего прикосновения он вздрагивает.

Все будет хорошо.

– Я смогу его убедить, папа. Ты же знаешь, какой настойчивой я могу быть, если чего-то захочу. Какой непреклонной.

На лице Кола вспыхивает осознание, после чего он быстро возвращается к своему образу и с вызовом отворачивается от меня.

Я склоняюсь к отцу, будто бы хочу поделиться с ним шуткой.

– Мы с ним женаты. Только подумай, как это отразится на бедняжке Фрей.

Тогда он заходится хохотом и, величественно поднявшись с кресла, обнимает меня. Мое первое в жизни отцовское объятие. Я никогда раньше не ощущала их – жар его тела, его массивную фигуру, его алчность.

И в эту минуту ясность обретает остальная часть моего плана…

В ночь, когда я сбегу из этой башни, мой отец умрет от моей руки.