Самозванка

— Пласа-дель-Прогресо, — отрывисто ответил Хавьер. — А это, — он показал загорелой рукой, — старый Кабильдо Мунисипал, ратуша, построенная, если мне не изменяет память, в конце шестнадцатого века. А вон, — еще один быстрый жест, говоривший о том, что его раздражение уже переросло в гнев, — собор Сан-Дионисио, названный так в честь святого, считающегося покровителем нашего города. Архитектура, если вас это и вправду интересует, испано-мавританская, весьма типичная для Хереса. — Нетерпеливо указывавшая в разные стороны рука схватила ее за запястье. — Хватит лекций. У вас будет еще время, чтобы все осмотреть и сделать зарисовки. Это я вам обещаю. — И он устремился вперед таким скорым шагом, что ей пришлось чуть ли не бежать за ним. Хорошо хоть, этим утром она надела легкую белую блузку, широкую хлопчатобумажную юбку в горошек и босоножки без каблуков. Хавьер заставил ее с такой скоростью обогнуть массивный собор — весь осыпающийся и все равно величественный, сложенный из желтого камня, со всякими растениями, росшими из трещин, с изъеденными временем водосточными трубами в виде каких-то фантастических фигур, — что она едва успевала перебирать ногами.

Когда они вылетели на другую площадь, позади Сан-Дионисио, Кэти уже задыхалась. Изящный мраморный фонтан в центре, богато украшенные уличные фонари и кованые железные скамьи странно контрастировали с мощным фасадом собора. И тут Кэти поняла, что очарована магией этого города, магией Андалузии. Все ее раздражение, недоверие к Хавьеру моментально забылись. Ее широко открытые, сверкающие глаза встретились с его глазами, и она выдохнула:

— Как же мне здесь нравится!

Тихие, обволакивающие голоса исполнителей народных песен, доносившиеся из ближнего кафе, наполнили ее душу неожиданным, радостным ощущением свободы, и казалось уже, что ни одна из ее тревог и забот не имеет больше никакого значения. Обрадовавшись происшедшей в ней перемене, Хавьер положил руку на ее талию. Теплые серые глаза улыбались, и они стояли, окруженные мерцающим солнечным светом, запахом цветущих апельсинов и тихой музыкой, забыв о прогуливающихся вокруг людях.

— Тогда оставайтесь, — предложил он, и голос его был мягок, как темный бархат. — И не надо больше говорить о каком-то там возвращении в Лондон, мы оба знаем, что этого никогда не будет, — добавил он.

И вся магия моментально исчезла, вытесненная грубой реальностью, в которой не было совершенно ничего магического.

Он хочет, чтобы я осталась, но запертая в клетке формального брака, и только потому, что его прежние попытки подкупить меня провалились, обиженно размышляла она. Только поэтому он предложил мне брак — да какой там брак, одно унижение — в качестве последнего средства для достижения своей цели. Неужели он надеется, что я приму такое предложение? Даже если бы я согласилась, это была бы страшная глупость, ведь тогда он наверняка узнает правду обо мне и с помощью своры опытных, специально подобранных, высокооплачиваемых юристов обязательно отнимет у меня ребенка.

Кэти почувствовала, как у нее каменеет лицо, и тотчас глаза у Хавьера сузились, теплые пальцы выпустили ее руку. В голосе его не было уже никакого оживления:

— Значит, вы не желаете дать мне согласие. Ну что же, пусть все идет пока своим чередом. — Его губы сжались в твердую линию. — Однако не советую слишком долго испытывать мое терпение, сеньорита. Пошли.

Настал подходящий момент, чтобы высказать ему все, упрекнуть в высокомерии, бессердечии, в том, что он солгал собственной матери… Но Кэти была слишком подавленна и совершенно безвольно позволила ему усадить себя за один из столиков возле какого-то оживленного кафе.

— Хотите есть?

Кэти неохотно подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Он выбрал столик в тени деревьев, и зеленый фильтр листвы сделал его глаза почти черными. Что же такого в этом человеке, что позволяет ему оставаться безразличным к чувствам других людей, быть так высокомерно уверенным, что он получит все, чего пожелает, только потому, что ему этого хочется?

И почему меня так упорно тянет к нему? Неужели я была настолько несчастлива, что меня потянуло к человеку, чье стремление к превосходству над другими усугублено еще и жестокостью, которую при желании он успешно прячет за обаянием?

Да помогут мне Небеса! — уныло подумала она. И отрицательно покачала головой. Она была не в состоянии проглотить ни кусочка.

Чем заработала только тихий раздраженный присвист. Хавьер отвернулся и щелкнул пальцами одетому в белую куртку быстроглазому официанту. Тот немедленно кинулся к ним, кланяясь на ходу.

Похоже, его здесь хорошо знают, подумала Кэти. Она готова была залепить пощечину сладко улыбающемуся официанту, еще раз подчеркнувшему всемогущество Хавьера Кампусано. Однако официант тут же исчез и с рекордной скоростью принес заказ: апельсиновый сок, кофе и слегка поджаренные булочки.