Самозванцы в России в начале XVII века. Григорий Отрепьев

В период борьбы с Годуновым «воровские» бояре в Путивле и бояре-заговорщики под Кромами согласились принять «Дмитрия» на трон как самодержца. Фактически самозванец получил власть из рук восставшего народа. Выступления вольных казаков и населения южных городов, мятеж в армии, переворот в столице и, наконец, суд над боярским руководством в лице Шуйских — все эти события вырвали нити правления у Боярской думы и необычайно усилили власть нового царя. Стремясь закрепить успех, Лжедмитрий принял императорский титул. Отныне в официальных обращениях Отрепьев именовал себя так: «Мы, наияснейший и непобедимый самодержец, великий государь Цесарь» или «Мы, непобедимейший монарх божьей милостью император, и великий князь всея России, и многих земель государь, и царь-самодержец, и прочая, и прочая, и прочая». Так мелкий галицкий дворянин Юрий Отрепьев, принявший имя Дмитрия, стал первым в русской истории императором. Объясняя смысл своего титула, самозванец объявил иностранным послам, что он обладает огромной властью и нет ему равного в полночных (северных) краях. В самом деле, боярская знать поначалу должна была считаться с «необъятной властью» новоявленного императора, тем более что на стороне его была сила.

В Путивле Отрепьеву нетрудно было разыгрывать роль самодержца, сидя в воеводской избе. В Москве его обязанности неизмеримо усложнились. Но и тут он вскоре овладел ролью.

По свидетельству царского телохранителя К. Буссова, «Дмитрий» ежедневно заседал со своими сенаторами в думе. Отрепьев обладал редкими способностями, а также и склонностью ко всякого рода лицедейству. Надо думать, он тщательно готовился к экспромтам, которые поражали двор. Почитатель «Дмитрия» Яков Маржарет отметил, что государь этот был мудр и достаточно образован, чтобы быть учителем для всей думы. Недруг Лжедмитрия Исаак Масса называл его искусным правителем, который «нередко сам наставлял чиновников». Описывая «сидения» в думе, Буссов утверждал, будто экспромтом «Дмитрий» мог найти лучшее решение, чем его советники (бояре) после многих часов обсуждения.

Сколь бы успешно не исполнял свою роль Лжедмитрий, его отношения с думой неизбежно стали меняться с тех пор, как он распустил повстанческие отряды и стал управлять страной традиционными методами.

Некогда Иван IV похвалялся, что российские самодержцы вольны казнить, вольны миловать своих холопов-подданных. Но даже в устах Грозного подобные заявления были всего лишь фразой. Лишь опричнина позволила ему избавиться от опеки со стороны думы и казнить знать без боярского суда. Оказавшись на троне, Отрепьев столкнулся с теми же трудностями, что и его мнимый отец. В «воровском» лагере самозванец повелевал жизнью и смертью своих бояр, попавших к его двору пленниками. В Москве ситуация претерпела разительные перемены. Подготовляя опричнину, царь Иван упрекал думу и духовенство, что те «покрывают» изменников-бояр, «которые измены ему, государю, делали и в чем ему, государю, были непослушны». Такой же упрек Лжедмитрий мог адресовать своей думе. Под давлением бояр он отменил казнь Шуйского, а затем вернул Шуйских в Москву, несмотря на то что те были изобличены в государственной измене.

Из-за раздора с правящим боярством Иван Грозный удалился в опричнину. Лжедмитрий не решился последовать его примеру. Иностранных наблюдателей поражали московские порядки, при которых царь шагу не мог ступить без Боярской думы. Бояре не только решали с царем государственные дела, но и сопровождали его повсюду. Государь не мог перейти из одного дворцового помещения в другое без бояр, поддерживавших его под руки. Младшие члены думы оставались в постельных хоромах царя до утра. Несмотря на все усилия, Отрепьеву не удалось разрушить традиции, которые связывали его с боярским кругом подобно паутине. На рассвете в день боярского мятежа князь Василий Шуйский руководил заговорщиками, а его брат князь Дмитрий находился во внутренних покоях дворца, подле царя. Именно он помешал Отрепьеву принять своевременные меры для подавления мятежа.

На первых порах самозванец пытался упразднить наиболее неудобные для него дворцовые порядки. Он запретил непрестанно кропить себя святой водой при каждом выходе из дворца, слишком запросто беседовал с боярами, заходил без слуг и телохранителей в ювелирные лавки, в аптеки и другие места.