И вот теперь на этом месте, прямо из земли, торчала огромная человеческая РУКА. Кисть, выполненная из бетона. Она поднималась к небу, эта бетонная пятерня, и кричала Сапожников лег на землю и уткнулся лицом в траву, чтобы не видеть эту руку. Но он все равно ее видел. И понял что буде видеть ее всегда. Он поднялся и посмотрел на нее. Ничего не отменяется. Все начинается сначала. У него чересчур много дел на этой земле, чтобы слушать разумные советы, не подходящие его натуре.
ГЛАВА 33. ГИПОТЕЗА, ПОНЯТНАЯ РЕБЕНКУ
Когда Сапожников был маленький и ходил кино или книжки читал, то казалось - там всюду рассказывался случай из жизни какого-нибудь человека, и он либо хорошо кончался - человек всех победил или женился почему-то, или плохо кончался, иногда даже смертью. И всегда Сапожников думал, что раз уж рассказан этот случай, то он и был главным в жизни этого человека - иначе зачем его было рассказывать.
Сапожников тогда готовил себя к жизни и выбирал образцы поведения. И его покамест не смущало, что ни один случай из его жизни ни разу целиком не был похож на описанный - и продолжался не так, и кончался не тем. Потому что он понимал - жизнь его только начинается, и он еще не наловчился после правильного начала вести себя так, чтобы случай не уходил в сторону и кончался по правилам.
Но однажды ему попали в руки мифы Древне Греции. Он хотел забыть эту книжку, но не мог. Он хотел перестать думать о том, что прочел, и не мог. Оказалось, ничто не начинается с начала и не кончается с концом. И от рожденья ты попадаешь в приключения, которые не при тебе начинались и кончатся без тебя. Оказалось, что и победы положительных героев выходили им боком, да не один раз, а сто - взять хоть бедного Геракла, но это относилось и к отрицательным злодеям. Разве знал Сапожников что Медея, которая убила своих детей, чтобы отомстить неверному Ясону, и даже вызывала некоторое сочувствие к своим страданиям, разве знал Сапожников, что и до этого случая Медея резала людей, и после этого случая кого-то травила, и окружающие травили, и родственники окружающих. И дальше Сапожников прочел саги исландские и саги ирландские, и восточные эпосы и западные эпосы, все они начинались не с начала и не кончались с концом, и всюду резали, резали, и ни на кого нельзя было положиться, и это уже не в книжках, а в жизни. И это потом почему-то называли историей.
И еще увидел Сапожников в книжках, и в истории, и в жизни, когда сталкивался с причинами этой резни и травли, что, за редкими исключениями полного отчаяния или необходимой защиты, все остальные бесчисленные причины, чтобы кому-то резать кого-то, возникали не с голоду, а с жиру.
Вот так.
То есть девяносто девять процентов причин происходили не от реальной необходимости, а от тупости, торопливости и неизобретательности и что, поразмыслив, без резанья вполне можно было обойтись. И что если б столько таланта, ума и изобретательности, сколько тратилось на то, чтобы ловчее резать, было бы потрачено на то, чтобы не резать, то человеческий род давно бы жил в раю.
Вот что вспомнил и о чем дума Сапожников, когда его на рынке разыскал Глеб.
Глеб позвонил по телефону и спросил Сапожникова. Откликнулся женский голос:
- А ктой-то его спрашивает?
- Друг.
- На рынок он смотался, - ответил женский голос. - Нынче у нас гости. Глеб не выдержал.
- А ктой-то со мной говорит? - спросил он.
- А Дунаева Нюра, - ответил женский голос.
Глеб включил мотор прекрасной своей машины и через несколько минут был возле рынка. Пасмурный день спешил к вечеру. К Глебу кинулся мужчина в велюровой шляпе, шерстяной кофте поверх спортивного костюма и лакированных эстрадных туфлях на босу ногу. Он держал в объятьях цветы в целлофане, баранью попку, трехлитровую банку с зелеными помидорами и рассолом , авоську со стиральным порошком и сиплый транзистор. Глеб понял - вот он, хаос. Мужчина изловчился, отворил дверцу и залез на переднее сиденье.
- Ку-уда? - удивился Глеб
- В Бирюлево.
- Куда лезете? Частная машина:
- ничего, старик, сговоримся.
Глеб надел темные очки и стал молча смотреть ему в лоб
Мужчина вылез и побежал к другой машине.