Самсон и Надежда

Взял он коробочку в руку, крышечку с нее снял. Увидел свое ухо с запекшейся кровью по краю обреза. Ухо казалось живым, совсем не усохшим. Удивился Самсон, дотронулся пальцем до него. И словно одновременно почувствовал это касание и пальцем, и ухом. Потрогал тогда он свое левое ухо пальцем. И то же самое ощущение у него возникло.

Смущенный и сонный, Самсон закрыл коробочку, прошел с ней и с лампой на кухню, нашел круглую жестянку от французских леденцов, спрятал в нее коробочку с ухом и унес с собой в спальню. Ощутил, как желание сна побеждает в его теле холод.

Глава 4

Николай Николаевич Ватрухин, казалось, нисколько не удивился, увидев перед собой Самсона.

– Ну, давайте-ка посмотрим ваше ухо! Проходите! – пригласил он парня в кабинет, кивнув прислуге, выглядывавшей из-за спины визитера.

Сняв грязную повязку с его головы и брезгливо бросив ее в корзинку для мусора, он наклонился к оголенному ушному отверстию.

Самсон заметил, что в руках доктора появилась лупа на перламутровой ручке.

– Так-так-так, – закивал задумчиво Ватрухин. – Заживает как на студенте! – протянул он, словно сам удивился данному открытию. – Теперь уже можно без бинта. Я мазью обработаю, а там…

– А можно еще разок забинтовать? – попросил Самсон.

– Отчего ж нельзя, можно! Но ведь необязательно! Теперь надо, чтобы рана дышала!

– Да ведь сыро и холодно! – растерянно говорил Самсон. – Ну, и если по правде, боюсь я без уха по улице ходить. Это же на виду у всех!

– Ладно, ладно, – доктор махнул рукой. – Не подумайте, что мне бинта на вас жаль! Хоть теперь и не купишь! Старыми запасами живу! А слух как? Давайте-ка гляну, хоть и не специалист!

Перед тем как забинтовать наново голову, доктор двумя руками с силой ее оголенным ушным отверстием к окну повернул.

– Видимых повреждений нет. Слышите-то хорошо?

Самсон вздохнул:

– Иногда кажется, что слишком хорошо! Даже заснуть трудно!

– Ну это, братец, потому, что теперь у вас слух этим ушным отверстием всенаправленный, а не такой, как левым! Ухо-то нам дано не только для того, чтобы слышать, а прежде всего, чтобы прислушиваться! Направленный слух – он выделяет из шумов жизни то, что нам надо, а всенаправленный – засоряет внимание. Уразумели?

Самсон кивнул.

– В доме кто есть, кто может наново перевязать?

Парень отрицательно мотнул головой.

– Ну во всяком случае всегда можете к парикмахеру с бинтом прийти, они умеют! И я б советовал раз в два дня этот бинт стирать! Тогда на пару недель хватит!

– А можно вас о глазах спросить? – осмелился Самсон.

– Ну чего ж, спрашивайте!

– Мне некоторые предметы теперь краснее обычного видятся… Я вот и на свечу горящую в церкви смотрел. Знаю, что у нее огонь желтоватый, а вижу красный!

Снова в руках у доктора увеличительное стекло появилось.

– Давайте-ка в окно посмотрите!

Уставился Самсон в немытое окно, на которое снаружи мокрые снежинки оседали и тут же вниз ползли, за собою серый грязный след волоча.

– А глаза не щиплют? – поинтересовался доктор.

– Щиплют немного.

– Пятна какие-то у вас на сетчатке… Красноватая грязь… Сейчас промоем!

Отошел он к медицинскому металлическому шкафу с белыми эмалированными ребрами. Звякнула дверца.

– Теперь в потолок смотрите! – приказал Самсону.

Задрал парень голову. Широко глаза открыл.

– Ой господи! – выдохнул неожиданно доктор.

– Что там? – перепугался Самсон.

– Это ж, наверное, кровь отца вашего в глаза попала! И вон частичка мозга присохла к роговице. Сейчас отмочим.

Закапал доктор в глаза парню капли.

– Сидите пока так, пусть глазки ванну примут!

Назад домой брел Самсон медленными шагами, под ноги себе глядя.

– Ни в коем случае глаза под снег не подставляйте! – строго-настрого напутствовал его доктор. – Умывайте их теплой водой раз пять на дню! Сегодня вторник, в пятницу опять придете! Будем вашу роговицу чистить!

За спиной зазвенели о мостовую подковы спешащей лошади. Самсон, испугавшись, бросился под ближний дом. На ходу оглянулся, увидел красноармейца, напряженно всматривавшегося вперед по лету лошади. Цоканье теперь отдалялось, и кто-то еще отпрыгнул с дороги, уступая ее вооруженному конному стражнику новой власти.

Мысль о новой власти вызвала у Самсона горькую усмешку. Когда была одна власть, пусть и старая, жизнь казалась неприглядной, понятной и привычной. И так же привычно было ее ругать, хотя при ней даже и после начала Мировой войны как-то и трудности, по сравнению с тем, что произошло потом, были не трудностями, а так, неудобствами. Ну а потом старая царская власть обрушилась и на ее место пришло много мелких и яростных, сменявших друг друга со стрельбой и с ненавистью. Только во времена немецкого гарнизона и невидимого гетьмана жизнь вроде бы стала опять безопаснее и тише, но и это затишье закончилось страшными «зверинецкими» взрывами и пожарами, оставившими сотни трупов киевлян и тысячи увечных и бездомных.