Самвэл

Меружан со своей конницей был уже совсем недалеко от холма, на котором находилась его мать. Он быстро повернул к склону, где проходила единственная дорога, ведущая на вершину.

Старый Гурген оставил возле княгини отряд телохранителей, а сам во главе остальных васпураканцев поспешил навстречу врагу. Бой разгорелся у развалин сожженного Меружаном Нахичевана. В считанные минуты воспураканцы соорудили против него крепкий вал из камней разрушенного города. Укрывшись за ним, они осыпали врагов стрелами. Многие закладывали камни в пращи, и обломки разоренного Меружаном города обрушились на его же голову. Князь, презирая опасность, вел конницу напролом. Его воины были в доспехах и вооружены только мечами и копьями; чтобы пустить в ход это оружие, им надо было подойти вплотную к противнику, и они рвались вперед. Васпураканцев охватило яростное неистовство, и в воинов Меружана летело все, что попадалось под руку. В пылу боя они забыли наказ своей госпожи и не делали исключения для ее сына.

Копья и мечи, стрелы и секиры, пожалуй, не причинили бы вреда закованному в медные доспехи исполину: он был весьма искусен в обращении со щитом. Но камни, градом сыпавшиеся из тысяч пращей, могли за короткое время погрести его под собою. Тем не менее Меружан приказал прорвать заграждение и двигаться дальше.

Всадники бестрепетно ринулись на приступ; они крушили сразу и вал, и его защитников. Меружан бросился в самое пекло. Вдруг увесистый камень попал в лоб его коню. Тот вздрогнул, зашатался и грохнулся наземь. Он завалился на тот самый бок, где у Меружана была рана на бедре. В горячке боя князь совсем забыл о ране. Повязка ослабла, от сильного удара рана открылась и начала кровоточить.

Мать увидела, что сын упал. Свет померк в ее глазах. С душераздирающим воплем княгиня вскочила и, бия себя в грудь, кинулась к Меружану. «Безжалостные... жестокие...» — кричала она и все рвалась к сыну, хотя ослабевшие ноги почти не держали ее. Княгиню с трудом вернули обратно, уверив, что пострадал конь, а не всадник.

У матери немного отлегло от сердца, когда она увидела, что конь очнулся, поднялся на ноги, и Меружан снова в седле.

Но кровь из его раны продолжала струиться и, стекая с седла, уже прочертила на боку и животе белого коня несколько тонких извилистых ручейков. Один из телохранителей заметил кровь, но решил, что это конь поранил себя при падении, и потому никому ничего не сказал.

Когда Меружан вновь очутился в седле, бой разгорелся с новой силой. Его воины уже прорвали кое-где каменный вал и проникли за него. Васпураканцы отошли назад, продолжая издали метать камни и стрелы. И тут один из телохранителей Меружана обратил его внимание на то, что делается в другом конце битвы:

— В стане смятение, господин мой!

Меружан кинул взгляд в ту сторону.

— Я ждал этого!.. — вскричал он, побледнев как смерть. Там дерутся пленные!

Он забыл о матери и ринулся к пленным.

Самвел, который прорвал однажды то крыло персидской армии, где находились пленные, появился снова, на сей раз с большими силами. Он молнией рассек кольцо охраны и кинулся в самую гущу своих соотечественников.

— Настал миг избавления! — вскричал он, — Разрывайте же ваши оковы!

Словно воплощенное мщение, пленные, все как один, бросились на охрану. Одни сражались голыми руками, другие — своими цепями. Многие кинулись к персидским шатрам, в мгновение ока разнесли их и напали на персов, орудуя опорами шатров как дубинами. Весь стан был разгромлен. Пощадили только пурпурный шатер князя Мамиконяна, в котором лежало тело отца Самвела. Всеобщая ярость перехлестывала через край. Сражались мужчины, сражались женщины, сражались старики и дети. Даже служители церкви, бывшие среди пленных, приняли участие в кровавом побоище. Тысячи рук поднялись на своих поработителей.

Самвел вихрем носился из конца в конец и всюду проявлял чудеса героизма. Он прорезал клокочущую гущу пленных, как огненная молния ударяет в сухие камыши. Когда резня достигла ужасающей силы и кровь лилась уже не ручьями, а реками, Самвел вскричал:

— Довольно! Надевайте свои оковы на своих мучителей. Господь предал их в наши руки. Теперь уже мы у ведем их пленниками в нашу страну.

Меружан подоспел, когда весь стан кипел, охваченный смятением. Пленные взбунтовались все до единого и сражались с бешеным неистовством. Но ворваться в гущу пленных он не успел: дорогу преградил мокский князь Ваграм, который стоял со своими войсками в засаде в болотистых зарослях Аракса.

Мокцы возникли на пути Меружана так внезапно, что на его гневном лице мелькнула та горькая, зловещая усмешка, которая всегда появлялась в особо тревожные минуты. С коротким горьким смешком он воскликнул:

— Только вас мне нехватало, нечистая сила с Мокских гор!

— Колдуны же не боятся нечистой силы! — отозвался князь Ваграм.

У этой перепалки были свои корни: в народе говорили, что мокцы якшаются с нечистой силой, Меружан же слыл колдуном.

Но на сей раз это ему не помогло.