Самые обычные люди?

– Он есть, но он очень легко проходим. Это стройбатовская часть. Это куча дырок. «Колючка» – она давно порвана, где-то дырка в заборе – ходи пешком, и так далее. Часть охранялась комендантским взводом, но очень условно. И это, практически еженощное, отражение атак – оно продолжалось месяц. Потому что я пришёл домой в первых числах ноября, а это всё началось где-то с октября, с конца сентября. То есть ещё было более-менее тепло. Соответственно, мы не спали, посты организовали. Причём к утру это приходилось всё разбирать, потому что офицерьё приходило. Они может об этом и знали, но тем не менее… Ну это реально была война! Потому что мы понимали, что, если чечены в таком количестве прорвутся к нам в роту, по крайнем мере нам троим, в том числе и мне, не жить, сто процентов. Двести! Миллион процентов! Я даже хочу сказать, что, когда уезжал – мы на поезде уезжали – мы не через КПП выходили в парадной форме и с вещами. Мы выходили через какую-то дыру, шли лесом, чтобы попасть на автобус, который идёт в город. Мы понимали, что если нас где-то отловят, то нам будет кирдык. Это что касается чеченов… Других каких-то стычек, серьёзных проблем с ними не было, но хватило одной этой истории. Были массовые драки с узбеками и таджиками. Потому что «мудрое» командование решило из них сделать отдельную роту – восьмую. Они были разного призыва, но, видимо, так ими было легче управлять. Пару раз я к ним заходил – обхохочешься…

Владимир действительно не смог удержаться от смеха, вспоминая эту картину.

– У них, начиная со второго этажа, всё было выстлано коврами. Ковры, ковры, ковры. Даже сортир. Всё в коврах. Даже стены частично были коврами обиты. Всё время играла национальная музыка, откуда-то пахло пловом. И у них, соответственно, тоже появлялась какая-то иерархия. И получилось так – один или два раза кого-то из их баев[69]

как-то кто-то оскорблял. А они другую тактику выбрали… Они утраивали массовые побоища на плацу. Вот их выводят чистить снег, соответственно, у них в руках лопаты. Они их ломают и идут в бой с этими черенками на ту роту, где обидчик. И всё бы смешно, но не только же черенками. И ломы, и ломы с приваренными топорами, чтобы лед отбивать. И в такой массовой драке убили двоих. Одного с их стороны, а одного вроде с шестой роты. Потом эти все разборки продолжались и после отбоя. Одного замочили – ну просто зашли ночью, дневального[70] за шкирку: «Где он спит?» – «А там спит». Подошли, по голове дали дубиной и всё, парень не проснулся. Это… В общем, как сказать? Самое страшное была война с чеченами. Вот эти массовые драки – это тоже было страшно, но там другие ощущения. Там толпа на толпу, и ты не знаешь – прилетит тебе, не прилетит, или ты кого-то уделаешь… Причём комендантский взвод достаточно быстро вмешивался. Они начинали стрелять в воздух, поверх голов, и всё это рассасывалось. Но всё равно трое жмуров

[71] было. Такая «весёлая» служба…

– Придумали себе врагов, придумали войну… – отстранённо пробубнил себе под нос Звонарь. Володя пожал плечами и вернулся к воспоминаниям.

– Но были и действительно положительные моменты. Ближе к окончанию службы я уже был более-менее знаком с начальником медсанчасти, капитаном Коротичем. Ну, знаком как? Просто приходил с чем-то. Мне уже было почти двадцать лет, я уже обладал неким опытом общения с людьми и понимал, кто из себя что представляет. Я мог элементарно доброго человека от злого отличить. Отзывчивого – от сухаря какого-нибудь. В общем, было понимание, что Коротич нормальный. И вот как-то я в очередной раз к нему зачем-то обращался – а дело было месяцев за шесть до дембеля. И я ему говорю: «Слушай, а можно я, это, тут, в санчасти, пару дней полежу?» – А он: «Да господи, санчасть свободная». А санчасть – это половина первого этажа казармы, отдельный вход, ключи только у Коротича. Приходит раз в сутки санитарка, промывает всё хлоркой. У него есть часы приёма, условно говоря, два раза в неделю, когда он там появляется. Он говорит: «Да вот тебе ключи от палаты, ключи от входной двери – живи». Причём это без каких-то подношений. И я пару дней… А ты представляешь кайф? В роту ходить не надо, никакого отбоя. На разводы, в музвзвод, я ходил по времени, точно так же играл, потом возвращался. Я говорю: «Ну вот, болезнь какая-то у меня сложная, положили пока к санчасть. Лежу». Ребята: «Это не заразно»? Я: «Не, не, всё нормально».

– Ну, в принципе, воспаление хитрости может и заразным быть, – улыбнулся Звонарь.