Самый безумный из маршрутов

В одно холодное утро, когда мои кроссовки задеревенели от мороза, мы с Ледяной Шапкой собрали вещи и пошли, трясясь от холода. Холодный ветер до боли колол мои скрюченные руки. В горле чувствовался жар. Нам в этот день нужно было подняться на гору Уитни, самый высокий из более низких сорока восьми пиков. Для этого нужно было отклониться от ТТХ и пройти лишних 17 миль, но это того стоило, как все говорили. Ледяная Шапка был уверен, что мы сможем подняться на вершину. Я теряла уверенность в себе. Отсюда гора Уитни казалась недосягаемой.

Мы планировали оставить свое снаряжение в палатке, там, где мы делали стоянку прошлой ночью, и устремиться к вершине с минимальным грузом, чтобы ускорить подъем. Мы посильнее воткнули стойки в замерзшую землю, потуже затянули шнуры полотен, перевязали узлы, а затем затолкали все наши вещи в палатку, чтобы они были в безопасности. Мы все перепроверили, чтобы убедиться, что наша палатка прочно закреплена на случай снега и ветра. С ледорубами, прикрепленными к легким мешковатым рюкзакам, мы покинули свое укрытие и пищу, надеясь, что до темноты сможем взойти на вершину и вернуться, не потеряв горную тропу на обратном пути.

Мы отправились вверх к далекой вершине. Я пробиралась по снежной пыли глубиной в один фут, сухой снег проникал сквозь сетку моих кроссовок, Ледяная Шапка шел следом. Я попробовала пошевелить пальцами ноги, но не могла. Они онемели. Снежное покрывало, окутывавшее контуры гор, сверкало. Над нами синело чистое небо – это был подходящий день для восхождения. Ледяная Шапка шел быстро, он обогнал меня, и расстояние между нами увеличилось. Два, три, пять изгибов тропы впереди меня; он превратился в тающую точку.

Я думала только об опасности своего положения. Я напрягала мысли, вспоминая рассказы первопроходцев и песни из альбома «Кровь на дорогах». В кроссовках и костюме из спандекса я пересекала снежные поля, покрытые ледяной коркой, некоторые были настолько круты, что поскользнуться там было бы смертельно опасно – три тысячи футов обрывались резко вниз к острым камням. Мой ледоруб все еще был на рюкзаке. Я не пользовалась им, потому что этого хотел Ледяная Шапка.

«Пользуйся ледорубом», – кричал мне Ледяная Шапка снизу вверх, опять и опять, его голос отражался слабым эхо. Я не отвечала. «Пользуйся. Своим. Ледорубом», – он, видимо, считал, что я его не слышу.

«Мне он не нужен, – шептала я в ответ, в пустоту. – Я держусь. Я держусь. Отвали».

Он выкрикивал что-то непонятное, громко, но я не отвечала. Я просто пробиралась дальше, вонзая ноги в ледяную корку, в снег, похожий на крошки торта, и глубоко дышала. Я била ногами по снежным склонам над спусками в бездну. Не останавливаясь. Не пользуясь ледорубом.

Среди низких туч на вершине появилась хижина. Я побежала, снег доходил мне до колен, и я быстрее вытаскивала из него ноги. Передо мной раскрылся новый мир – ослепительно-белый и огромный. Я свалилась на камень на иссеченной ветром вершине рядом с Ледяной Шапкой. Он внимательно смотрел вдаль.

Он был в ярости. Я не пользовалась ледорубом. Я не отвечала, вела себя неразумно, как идиотка. Он сказал, что ему было страшно смотреть на меня. «Если кто-то поскользнется на склоне и сломает ногу… а у нее есть ледоруб, но она им не пользуется… мне надо дважды будет подумать… – говорил он мне, не глядя на меня, – рисковать ли для ее спасения».

Я не просила его рисковать своей жизнью. Я не хотела, чтобы он спасал меня. «Я держалась», – сказала я. Я согнула ноги и стояла нагнувшись. Я смотрела на величественную картину, на наши глубокие следы на склоне – это были две отчетливые тропинки. Я набросила рюкзак с прикрепленным к нему ледорубом. Черт с этим. Черт с ним

. Я начала спускаться.

Я спускалась там, где карабкалась вверх, втыкая пятки в твердый снег, бежала и скользила по склону горы. Ледяная Шапка был все время позади. Он за мной следил. Кто он был такой, черт побери, чтобы говорить, что я упаду. Он не был моим отцом. Я находилась впереди, намного ниже его, когда услышала, как Ледяная Шапка крикнул мне вниз: «Дикий Ребенок, подожди!»

Он догнал меня и сказал, что каким-то образом потерял перчатку. Он крикнул это мне так, как будто я была виновата. Он потерял одну свою перчатку где-то на этой большой белой горе. Я подумала, что мы замерзнем, если начнем ее искать. Через три часа стемнеет. «Поищи ее, – сказал он, глядя назад на гору. – Моя рука отмерзнет».

Он вел себя так, будто знал, что делать, чтобы меня обезопасить, но оставаться на вершине в поисках его перчатки было глупо и опасно. Я сказала, что помогу ему поискать одну минуту, но затем нам нужно будет идти вниз; нам нужно вернуться до наступления темноты, иначе мы замерзнем.

«Ты сука», – сказал он. Он сказал это громко, его голос отразился эхом.