Самый богатый человек в Вавилоне. Две книги под одной обложкой

Стоило Бансиру лишь оглянуться на дорогу, он бы увидел, как следуют по ней, поднимая пыль, вельможи в своих колесницах и босоногие нищенки. Как топчут землю сандалии торговцев, стертые пятки рабов и копыта мулов. Но даже богачам приходилось сворачивать с тракта в придорожные канавы, давая путь царским водоносам – рабам, которые несли воду для орошения висячих садов. Долгие колонны закованных в цепи людей, обвешанных кожаными бурдюками. Чего стоит твой кошелек с золотом, когда Царю важнее вода для его прекрасных садов? Но было бы здорово думать об этом, имея этот самый кошелек.

Внезапные звуки лиры прервали мысли Бансира. Приятная мелодия пробилась через шум большого города – это пришел его лучший друг, музыкант Кобби.

– Да благословят тебя боги и осенят своей радостью, – мелодично, под стать звучанию своей лиры, приветствовал он Бансира. – Но я вижу, что они уже позаботились о тебе и освободили от работы? Тогда позволь и мне вкусить немного твоей удачи. Коли уж твой кошелек полон, не поделишься ли ты со мной парой медяков? Вечером я буду играть в доме у знатных господ, так что ты не успеешь пожалеть об их отсутствии – я верну их почти сразу же.

– Будь у меня пара этих несчастных медяков, Кобби… – мрачно бросил Бансир. – Я бы не стал их одалживать тебе, друг мой. Ведь это было бы все мое состояние. Никто так не делает – не одалживает кому-либо все, что есть. Будь он хоть друг, хоть брат.

– Как же так? – удивился Кобби. – Твой кошелек пуст, а ты сидишь здесь мраморной статуей, подставляешь свое лицо солнцу… Почему? Я вижу, что колесница стоит недоделанной и ждет руки мастера. Или ты думаешь, что деньги сами потекут к тебе с неба? Не узнаю тебя, друг мой! Где же твой пыл? Какие беды заставили его угаснуть?

– Должно быть, это боги ниспослали на меня бедовые мысли, – согласился Бансир. – Однажды ночью мне был послан сон, ужасно нелепый. В нем я был богачом, Кобби. Мой кошелек был туго набит медяками, которые я с легкой руки раздавал беднякам. Было в нем и много серебряных сикелей, на которые я баловал жену украшениями, тканями и маслами. И золото! Много золота. Когда я держал его в ладонях, я не боялся за грядущее, как и не боялся тратить серебро в настоящем. Я был уверен в завтрашнем дне и даже в том, что придет после него, и после. Знал бы ты, какая радость меня переполняла при этом! Ты бы не узнал в этом счастливом человеке своего вечно хмурого друга. И жены бы моей не узнал – во сне она была молода и прекрасна, как в первые дни нашей с ней жизни.

– Боги послали тебе замечательный сон. Но если ты был в нем так счастлив, отчего же сидишь и хмуришься теперь?

– Отчего? Дорогой друг Кобби, так ведь после этого я проснулся! Таким, каков я есть на самом деле, – с пустым кошельком да глиняным домишкой. Не имеющим даже пары медяков, чтобы одолжить другу. И когда я это понял, то стал мрачнее тучи. Мы с тобой в одной лодке, как говорят рыбаки, так что позволь объяснить. Вот мы всегда жили так, как заведено: юнцами впитывали мудрые наставления жрецов, крепко дружили и наслаждались жизнью, будучи молодыми. Став мужчинами, мы сохранили добрую дружбу, зарабатывали деньги и тут же их тратили. Да, мы работали от рассвета и до первых звезд, спускали все в трактирах, но мы познали радость жизни! Хорошо это, скажешь ты? Нет! Мы, глупые бараны, так и не коснулись того, что зовется богатством. Оглянись, друг Кобби, – что ты видишь? Взгляни на башню храма Ваала, на дорогие колесницы на тракте. Мы живем в самом богатом городе мира! Пилигримы и торговцы всех мастей в один голос твердят, какой роскошный и сияющий наш Вавилон, на каких горах из золота он возвел свое величие. Мы с тобой не слепцы и сами видим все это, но богатство Вавилона прошло мимо нас. Ты проработал уже половину жизни, трудился честно и усердно. Но твой кошелек пуст, и ты спрашиваешь о паре медяков в долг. О паре медяков! А я, тоже никогда не чуравшийся работы, вынужден отказать тебе в этой просьбе, потому что нет у меня этих медяков. Что же это такое? Почему у нас нет столько золота и серебра, чтобы всегда хватало и на мясо, и на богатые ткани для наших жен? И на подаяния нищим.

Бансир отвернулся и посмотрел на расписную башню храма Ваала, которая упиралась в само небо, словно протягивая руку богам для вежливого приветствия.

– Наши сыновья идут тем же путем, друг мой. Они мечтают, чтобы их дети и дети их детей жили в достатке, при этом сами не мыслят дальше постной похлебки и козьего сыра. И не будет богатства ни у них, ни у детей их детей.

– Мне странно слышать от тебя такие речи, друг Бансир, – опешил музыкант Кобби.