Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII

Но Альберт-Эдуард – Берти для близких – думал иначе. Как и нас сегодня, будущего короля Эдуарда VII гораздо больше интересовал туризм, а не военные прогулки. Он знал, что война с любой европейской страной разом отлучит его от любимых ресторанов, театров, châteaux[3] друзей. Ему нравилось в континентальной Европе то же, что и нам, – курорты, еда, аромат экзотического секса. Он даже мог изъясняться на европейских языках.

Альберт-Эдуард был таким пламенным поклонником континентальных удовольствий, что заработал себе прозвище Грязный Берти в английской прессе, и, пока не стал королем, он старался держаться подальше от общественного внимания. Но мы не должны забывать, что именно Грязный Берти – первый претендент на обладание платиновой картой постоянного клиента самых престижных парижских cafés и борделей (если бы в XIX веке знали о картах лояльности) – со временем вырос в блестящего дипломата, возможно, величайшего в британской истории.

Именно Берти практически в одиночку удержал Европу от большой войны на пороге XX века. Можно даже поспорить (и эта книга тоже подкинет аргументов), что, если бы он курил намного меньше и прожил на несколько лет дольше, Европа не скатилась бы к войне в 1914 году.

Чаще всего не военные угрозы и официальные союзы между странами, а неформальные встречи Берти со своими европейскими друзьями и родственниками[4] рассеивали тучи войны. Государственный визит Берти на королевской яхте или частном поезде, легкий треп за сигарой, несколько приятельских обедов с генералами – и потенциально взрывоопасные конфликты вокруг господства на море или приграничных маневров забывались – по крайней мере, до следующего кризиса.

И именно Франция научила Берти этому bonhomie[5], сделала его человеком легким и незлобивым, к которому тянулись все, даже мужья-рогоносцы его любовниц и вечно всем недовольный кайзер Вильгельм.

Французы сумели воспитать одного из самых успешных соблазнителей и, пожалуй, самого талантливого дипломата за всю историю Великобритании. Вопрос: как им удалось сотворить такое чудо, да не с кем-нибудь, а с сыном самой королевы Виктории?

II

Каждому из нас нужен образец для подражания, и у Берти, похоже, их было сразу два.

В европейской дипломатии (которая, как мы видели, в основном занималась поддержанием родственных отношений внутри разрастающегося семейного клана) он равнялся на свою мать, королеву Викторию, хотя на склоне лет она тяготела к затворничеству и уже не могла служить вдохновляющим примером. А вот в том, что касается личности, то тут, несомненно, кумиром Берти был француз, проживший недолгую жизнь император Наполеон III, человек, который применял боевую тактику своего дяди, Наполеона Бонапарта, по большей части в спальне и предпочитал не столько править континентом, сколько командовать под пуховым одеялом[6].

Если Наполеон III и вдохновил старшего сына Виктории пойти по его стопам, так исключительно тем, что не позволил свой приземистой фигуре, большому носу и опухшим глазам служить помехой в деле обольщения. Как раз в самом впечатлительном возрасте тринадцатилетний Берти впервые увидел Наполеона III в действии[7]. Хотя и невзрачный внешне, французский император слыл невероятно искусным любовником и неутомимо прочесывал свой дворец в поисках новых приключений с прекрасными придворными дамами. Однажды на бале-маскараде он так торопился довести до логического конца новое знакомство, что в спешке затолкал свою добычу в первую попавшуюся комнатенку, где и обнаружил, уже раздевая, что

Mademoiselle[8] на самом деле – Monsieur[9]

.

Но Наполеон III вовсе не был дикарем и хамом. Когда замужняя англичанка, известная своей чопорностью, до восемнадцати лет делившая спальню с матерью, навестила императора в Париже, она призналась, что была «приятно удивлена» его галантностью. «Я гостила у него целых десять дней, – писала она, – проводила с ним… зачастую наедине… по двенадцать – четырнадцать часов… Не знаю никого, с кем бы я чувствовала себя так свободно, с кем бы мне хотелось говорить без всякого стеснения, кому хотелось бы довериться…»

Кажется, еще немного – и мы прочтем откровения о сорванном корсете? И, словно в подтверждение наших догадок, та же дама по возвращении в Англию написала Наполеону по-французски, признаваясь в том, как глубоко ее «тронул и покорил» его прием, и, когда они прощались, «ее сердце распирало от чувств» после столь «прекрасных и счастливых дней», проведенных вместе. «Вы крикнули с берега au revoir[10], – признается она в письме, – и эти слова до сих пор живут в моем сердце». Заканчивается послание заверениями в «нежной дружбе и глубокой симпатии».

Дышащие любовью слова страстной женщины. Тем удивительнее узнать, что они были написаны в 1855 году 36-летней королевой Викторией. Да-да, выходит, и ее смог «тронуть и покорить» француз.