Самый лучший комсомолец. Том 6

– Воруют все! – безапелляционно заявил я. – Но тут проблем не будет – я полсотни песен в это попурри замешал. Поди пойми, что и как именно спереть.

– Чтобы Леннон – и не понял? – фыркнул гитарист.

Кругом одни битломаны!

– Ты уже лучше него играешь, дурак, – приложил его ударник.

– Причем тут навыки? – возмутился тот.

– Отставить! – скомандовал я. – С другой стороны зайдем для присутствующих битломанов – у Леннона свой звук, и, если он вдруг резко сменит его, фанаты не схавают и закидают помидорами. У него и так сольный альбом идет плохо – боится, переживает, к психологу ходит лечиться.

– Леннон? Боится? – опешил клавишник.

– Привезли папочки? – спросил я Вилку.

– Должны были, – кивнула она и сходила в коридор, откуда вернулась с двумя папками и дядей Федей.

– Подписку в порядке очереди даем, товарищи, – поведал тот, усаживаясь за стол и развязывая третью папочку.

– Я вам про Леннона оставлю почитать, – взяв «Дело № «Выжимка из личного дела Джона Уинстона Леннона 1940 г.р.», показал музыкантам и положил на стул. – Но читать с умом, не теряя много драгоценного времени.

– Мы со всей ответственностью! – горячо заверил возрадовавшийся клавишник.

– Вечером зайду, прогресс оценить, – пообещал им я, и мы с Вилкой вышли в коридор.

– В ДК? – спросила она. – К фольклору?

– Ага, – подтвердил я. – Видала карго-культ? – кивнул на оставшуюся позади реп-точку.

– Смешные, – кивнула она. – В самой гуще, считай, варятся, а все равно не осознают.

– И не лишено правильности, – вздохнул я. – Мы мощно отстали в плане музона, а теперь догоняем. И немножко даже перегоняем – но тут пока мои проекты в одиночестве. Хорошо, что остальные подтягиваются – на днях немцы еще одну группу подписали, раскручивать будут. Не рок в этот раз, а диско.

Медленно божьи мельницы мелют, но верно – тончает Железный занавес, в ничтожество впадает, а о культурной экспансии СССР начинают визжать радикалы, предлагая наложить санкции еще и на контент. Ничего у них не выйдет – «свобода слова» это на Западе нынче селлинг-фича, и запрет совершенно идеологически нейтрального музона вызовет очень много вопросов.

Покинув территорию студии, отправились к центру Хрущевска. Уже стемнело, и на улицах хватало спешащих с работы людей – кое-кому расстояния позволяют ходить пешком, поэтому образцово работающий спецтранспорт они игнорируют. Где-то треть работников – азиатские товарищи, корейцы и китайцы. Морды у всех толстеют с каждым днем, что очень радует. Вот компашка в кооперативное кафе свернула – подхарчиться, мы им хорошо доплачиваем сверх уходящих по сметам в Корею и Китай основных зарплат. Соотечественники же в основном сворачивали в детские сады и школы – забирать деточек домой с занятий и кружков.

– Живет город, – с удовольствием подвел я итог.

– Мертвые города план по продукции не перевыполняют, – фыркнула Виталина.

– Тем более – на привычный один процент, чтобы не нарваться на увеличение, – согласно фыркнул и я.

У ДК пришлось спрятаться в темном переулке, чтобы пропустить покидающую его кучу ребят – здесь же тоже кружков целая куча. Дождавшись момента, когда народ частично разойдется своим ходом, частично – рассядется в весело светящиеся окнами автобусы, подкатили к зданию, я поздоровался с редкими задержавшимися ребятами, мы сдали верхнюю одежду в гардероб и направились в правое крыло первого этажа. Чем дальше мы углублялись в коридор, тем мощнее на нас обрушивался глубокий мужской бас:

– В городах средь серой мглы…

– А неплохо! – прокомментировал я.

– Вторую неделю репетируют, – пожала плечами Вилка. – Не с улицы же набирали.

– Стараюсь ожидать худшего, – пояснил я. – Очень помогает: вся жизнь сливается в цепочку маленьких приятных сюрпризов.

– Посреди зеленых трав…

Помимо голоса, стали слышны балалайка, ритм-секция, аккордеон и клавиши.

– Для дискотек – милое дело, – заметила Виталина.

– Шаришь! – одобрил я.

Добрались до крайней правой двери, я открыл, получив в лицо заключительное:

– Велики силы добра!

– Очень хорошо! – похвалила расположившийся на сцене состав музыкальный руководитель в виде повязавшей на голову платочек и укутавшейся в шаль бабушки семидесяти лет, всю жизнь посвятившей воспитанию фольклорных кружков.

– Спасибо, Прасковья Федоровна, – поблагодарил ее за всех одетый в монашескую рясу с глубоким капюшоном, пышнобородый и вооруженный балалайкой фронтмен.

Помимо него, на сцене внимание притягивали еще двое: наряженный в костюм медведя «шоумен» и одетый в косоворотку, шаровары, лапти и солнечные очки (для контраста) клавишник. Все, кроме «шоумена», закончили Гнесино этим летом. «Медведь» поначалу немного грустил – со своим потенциалом и кучей положительных характеристик от преподавателей метил прямо в «Березку», но не сложилось. Теперь доволен – программа «бомбовая», и ребята уверены в как минимум Всесоюзном успехе.

– Здравствуйте, товарищи! – привлек я к себе внимание.

Товарищи поздоровались в ответ, музыкальный руководитель коротко отчиталась о делах – идут отлично.

– У меня для вас преприятнейшее известие! – возвестил я.

– К нам едет ревизор? – не удержался клавишник.