Самый лучший комсомолец. Том четвертый (СИ)

Со второй попытки у них получилось создать концепт манги, который в исправлениях не нуждается — про мальчика-боксера, дядя Андрей им в молодости занимался, так что с матчастью проблем не возникло. Дав «добро», пообещал выделить творческую группу художников, и мы с Вилочкой отправились на съемки кино про поросенка — сегодня у нас дождик, поэтому отсняли стартовую сцену в свинарнике и ряд сцен на ферме. Ну что тут сказать? Поросята у нас очень разумные, и, хоть и пришлось потратить кучу дублей, но дрессировщики смогли добиться нужного поведения и от прочих животных. Словом — все идет отлично, и завершение фильма до конца лета уже не кажется такой уж невыполнимой задачей.

Далее отправились в один из колхозов, где у нас расположена локация «дом участкового». Все уже готово, поэтому заставили дядю Афоню намахнуть полстакана для аутентичности, вручили гармошку, уложили на коврик собаку породы «овчарка» (для отсылки к «Биму» и вообще бладхаунды у нас редкость) и заставили проорать песню «Думы окаянные» за авторством Юлий Черсановича Кима — народ ее немножко уже слышал в фильме «Карантин» 1968 года, но авторства в титрах там почему-то указано не было. Исправим — страна своих героев знать должна.

На третий дубль достигли нужный результат, еще парочкой — закрепили, чтобы было из чего монтировать. Скучновато кино снимать, если честно — мне как-то музон и борьба с расхитителями социалистической собственности больше нравится. Но поделать нечего — назвался Тарантиной, полезай в монтажную будку.

Вечером прибыл дед Паша, и мы собрались во дворе нашего нового дома на шашлыки, где у меня с Эммой Карловной состоялся непростой разговор:

— Не нравится мне твоя учительница — больно уж характер тяжелый, — огорошила она, глядя на танцующих под вытащенный из дома проигрыватель дядю Андрея с Викторией Викторовной.

— Матриарх в улье должен быть один? — хохотнул я.

— Я не о том, — поморщилась она.

— А о чем?

— Он — сын генерала, а она — училка!

— Дожили, — вздохнул я. — Вам баронство не жмет, Эмма Карловна? Может в графини произвести пора?

— Вровень пару искать нужно, — набычилась она.

— Если «вровень» — тогда мне придется умереть бобылем, — отмахнулся я. — Я на вас почти обиделся, но вы — родня, поэтому еще попытаюсь: он не сын генерала, а про*бавший все что имел в карты игроман. А она — действующий член Союза писателей, заслуженный педагог СССР с кучей грамот, полученных еще до моего участия в ее судьбе и вообще — молодая красивая женщина. Да вы с нее пылинки должны сдувать за то что снизошла до такого сложного мужика. Вы же, извините, из КГБ, а ведете себя как стандартная выбравшаяся из грязи в князи номенклатурная вредная бабка. Вам этот образ не подходит, Эмма Карловна, и я на эту тему общаться в дальнейшем с вами не хочу. Вы один раз сыну жизнь попытались устроить — и вот итог. Подумайте над этим.

— Эмма, хорош, — поморщился дед Паша. — В самом деле — не играет, не пьет, картинки рисуют, вон какая у него рожа довольная. Успокойся ты уже — нормальная невестка. А что характер — она в своем доме командует, ты в своем.

— Не таскал бы ты Аленку, — переключилась Эмма Карловна на новую цель. — Опять спина заболит.

— От такого не заболит! — поднял Судоплатов любимую внучку на вытянутые руки. — У Вики отец, между прочим, доктор наук — психиатр.

* * *

В «Сокольниках» собралось на удивление много народу, откликнувшегося на вчеращний анонс под конец «Времени» об открытии памятника Никите Сергеевичу Хрущеву. «Голоса», судя по полученной с утра папочке, не отказали себе в удовольствии позубоскалить, обвинив товарища Андропова в подготовке почвы к строительству памятника самому себе. А я и поставлю — разве не заслужил? В версии из этой реальности, по крайней мере. И потомкам накажу себе поставить, когда в глубокой старости умру от совершенно естественных причин — я тоже заслужил! Но это все потом, а пока дослушиваем речь космонавтов из Первого отряда — не отказали в просьбе приехать и сказать по паре фраз. Далее речь толкнула Екатерина Алексеевна — эта со слезами на глазах, она Никите многим обязана, поэтому грустит больше всех. В конце — я, поблагодарив всех пришедших почтить память.

Далее семья Никиты Сергеевича потянула за веревки, и скрывающая трехметровую бронзовую статую тряпица опустилась на землю. Вот он, товарищ Хрущев — с характерной жизнерадостной рожей, в левой руке держит «Восток-1», в правой — початок кукурузы. Я же не вру — как обещал, так и сделал. У его ног, по колено — «Хрущевки», а за спиной ощетинились ракетами пусковые установки. Из кармана пиджака свисает колбаса с маленькой надписью «Китовья», на плечах — спасенные в ходе «последнего рейда перед пенсией» дети в пионерских галстуках. На постаменте — ФИО, годы жизни и длинный список регалий. Присутствует и эпитафия: «Живому воплощению диалектики от благодарных потомков». По-моему получилось замечательно, и долгие часы споров со старшими товарищами, изо всех сил пытающихся зарубить «клоунаду», выхолостив концепцию до стандартного «лысого мужика в пиджаке» того стоили.