Самый лучший комсомолец. Том второй (СЛП-4)

— Сработал грубо, я бы даже сказал — топорно, — начал я посыпать голову пеплом. — Но иначе пришлось бы проторчать в ГДР не меньше месяца, масштабируя методы уважаемого Антона Семеновича Макаренко на школу для посольских детей, ломая привитую нерадивыми родителями парадигму поведения, обнуляя авторитет последних и связывая детей «простолюдинов», — изобразил пальцами кавычки. — С детьми переродившихся упырей совместными активностями. Дети не виноваты — виноваты родители, и я прекрасно отдаю себе в этом отчет, Андрей Андреевич, поэтому взял на себя смелость за время пути набросать черновик методического пособия для работающих при посольских школах педагогов. Понимаю, как это выглядит со стороны — ребенок учит воспитывать детей, это же просто уморительно! Уверен, что в немалой части посольств между детьми, так сказать, «элитными» и обычными подобных печальных эксцессов не происходит, но даже десяток запущенных ребят — это страшный удар по нам всем. Мы уже получили оторванное от земли, выращенное за границей презирающих «быдло» поколение людей, и, если ничего не делать, дальше будет только хуже — проводя большую часть жизни за границей, человек от Родины неминуемо отдаляется. Ничего не поделаешь, физиология, но проблема глубже, чем кажется — каждое следующее поколение вырасших за рубежом детей связи с народом будет иметь все меньше и меньше, зато будет обрастать связями — как с коллегами, так и с аборигенами на местах. В итоге мы получим без пяти минут обособленную структуру — сиречь, основанную на профессиональной деятельности диаспору. Чьи интересы они будут обслуживать, если в их глазах за Занавесом — цветущий сад, а у нас здесь колхоз и «проклятый совок»?

Покерфейс каждый держит по своему, и каменную рожу изображать для этого не обязательно. Конкретно Громыко действует от обратного, придавая лицу утрированно-живую мимику — в ходе моего монолога он двигал бровями, жевал губами и удрученно вздыхал.

— Петр Алексеевич — человечище не чета мне, ребенку сытого века, и за его плечами — непредставимый для меня жизненный опыт, но он проблемы не видит — напротив, он считает, цитирую: «Эти дети с детства вращаются в дипломатических кругах, знают внутреннюю кухню и умеют вести себя в обществе. Лишая их шанса поступить в МГИМО, ты лишаешь Советский Союз ценного кадрового ресурса!». Вы вполне можете обвинить меня в биполярном мышлении и юношеском максимализме, но разве я ошибаюсь в восприятии слов нашего посла в качестве оправдания построения даже не классового, а кастового общества? Наши предки не для того сносили зарвавшуюся погань, считающую себя лучше других по праву рождения, чтобы мы теперь восстанавливали Имперские рудименты! — и набыченный взгляд.

Громыко подержал паузу — манипулятор х*ев! — и ответил:

— Петр Алексеевич с завтрашнего дня отправится на пенсию. Ты прав, Сергей, работу с кадрами он запустил. Перерожденцев нам в ведомстве не нужно, потому что «неважных» направлений у нас нет — даже места, где, как ты любишь говорить, «нет ничего кроме песка и верблюжьей колючки» для нас важны.

— Потому что могут голосовать в ООН так, как будет лучше для победы мирового социализма? — поинтересовался я.

Громыко с отеческой улыбкой погрозил мне пальцем и перевел тему:

— Давай свои рекомендации — ты уже не раз на деле доказывал свою преданность нашей идее и полезность. Мы с товарищами из Министерства образования их обсудим, и, если сочтем твои предложения разумными, начнем применять на практике.

— Спасибо огромное, Андрей Андреевич, — пока Вилочка выдавала Громыко папочку, поблагодарил я и вздохнул. — Жалко ребят — детские сады и школы являются первыми в жизни индивида местами, где он сталкивается с государством — ведь именно для этого они и придуманы, для социализации и перековки обладающего лишь базовыми инстинктами и навыками ребенка в полезного для страны человека. Если человек в школе подвергается гонениям и вынужден учиться терпеть происки «барчуков» — ведь в случае, например, совершенно нормальной реакции в виде разбитой морды уважаемый отец-дипломат напряжет свои многочисленные связи и сломает жизнь семье обидевших его испорченную им же самим кровиночку пролетариев. Снова получается отсылка к Империи — тебя барин сапогом в грязную рожу тыкает, а ты сапожок облизывай, иначе на конюшне выпорют.

— Не зря Николай Анисимович тебя хвалит, — без тени улыбки похвалил меня Громыко.

Срочно краснеем ушами!

— Наблюдателен, умен, умеешь видеть проблемы там, где их на первый взгляд и нет, — министр вздохнул. — Но я бы хотел тебя попросить больше так грубо не работать. Это я не о Менгеле, а о кадрах.

— Так точно, товарищ министр иностранных дел! — рявкнул я.

Откашлявшись, он поднялся на ноги, я вскочил следом, и Громыко выдал мне пряник:

— От лица Министерства внутренних дел СССР выражаю тебя благодарность за блестящие ответы в ходе интервью.

— Служу Советскому Союзу!

— Ну иди, Сергей, служи дальше, — благодушно отпустил он меня.

— До свидания, Андрей Андреевич.

Глава 8