Народ умиленно похлопал и потянулся на выход, не забывая потрепать меня за плечо или пожать руку. Носова не упускать! Увы, побежать за дедушкой мне не дал схвативший за руку Полевой.
— А заявления кто писать будет?
— Извините! — смущенно опустил я глаза.
— Маме не терпится похвастаться? — улыбнулся он.
— Не-а, мама пока из больницы не выйдет, не узнает — будет ей сюрприз! Я Николаю Николаевичу хотел спасибо за счастливое детство сказать!
— Ну беги! — хрюкнул Борис Николаевич.
Я догнал мэтра, поблагодарил за детство и рекомендацию, и был им благословлен на дальнейшие свершения.
Вернувшись, получил от главреда «Юности» дальнейшие указания:
— Вон туда иди, видишь, тетенька машет?
— Вижу!
— Вы тоже туда, Анатолий Павлович.
— Понял!
У тетеньки в кабинете мы по образцу написали заявления на прием в два союза, были отпущены с миром и погружены Полевым в его машину. Прежде чем тронуться, он достал из портфеля официального вида бумагу и протянул мне.
— Охотничья, 10, третий этаж, с видом на пруд. Комната тебе, комната маме и рабочий кабинет. Итого — «трешка». Семь тысяч у вас есть? — это уже охреневшему дяде Толе.
— Есть, — подавленно признал он.
— Поехали заселяться тогда, — не стал тянуть кота за хвост Полевой и завел двигатель. — Ох и понравился ты Екатерине Алексеевне, Сережка! Молодец, что сам ничего у нее просить не стал.
— Булгаков научил! — похвастался я. — А я мимо этого дома проходил, около парка прямо. Даже школу менять не придется, и ДК!
— Вот и Фурцева так решила, — кивнул Полевой. — Заодно спрятала тебя подальше, на окраины, а не в высотку в центре.
— Сильно поблагодарю при встрече! — пообещал я.
Остановились на светофоре, и ехидно улыбающийся классик достал из портфеля еще одну бумажку:
— А это тебе от Союза, дача!
— Натурально рог изобилия! А на меня сейчас метеорит в компенсацию не упадет? — хохотнул уже и не удивившийся я — вот оно, «определяющее сознание бытие» на худсовете как аукнулось!
Так нифига себе у феноменального пионера мрачняк — комната в коммуналке на двоих с матерью — последняя еще и по беременности в больницу угодила, за спиной — ментовской беспредел, жуткая авария с потерей памяти, соседи-алкаши избивают жен, а сам ребенок, вопреки всему, проявляет завидную гражданскую сознательность, перевыполняет план по сбору металлолома и мощно «донатит» в детдом. Просто обнять и плакать! А супер быстрое «проворачивание» бюрократического аппарата объяснить еще проще — авторитарный режим у нас тут или где?
— Про аванс это ты правильно сказал, — принялся Борис Николаевич меня немножко воспитывать. — Наполучал ты их сегодня ой как много, так что теперь будь добр соответствовать.
«Потому что за твои косяки огребать будем вместе!» — считал я невербальный посыл.
— Обязательно! Вот квартиру посмотрим, и я бы хотел дядю Толю попросить оформление бумажек на себя взять. Возьмете?
— Возьму, — смиренно кивнул многое сегодня переживший новый папа.
— Спасибо вам большое! А я тогда в Союзмультфильм поеду, вчера ночью не спалось, и я сценарий мультфильма написал про мамонтенка, который на льдине в Африку плывет!
— Это ему зачем? — хмыкнул Полевой.
— Мама искать приемную, слониху! Меня же с членским билетом примут и выслушают, Борис Николаевич?
— Если не выслушают — попробуем в следующий раз вместе прийти! — пообещал он. — Копия есть?
— Конечно! Три штуки — как всегда!
— В портфель одну положи, — кивнул он на тару.
Положил.
— Завтра нам еще в «Правду» нужно, оставим заявку на издание «Бима» отдельной книгой, — выкатил еще плюшку Полевой. — Но раньше чем через полгода не выпустят точно.
— А мне уже казалось, что день лучше быть не может! — хохотнул я. — Спасибо, Борис Николаевич.
— Не меня благодарить нужно, — отмахнулся он.
Во дворе нашей новой обители, куда мы прибыли навестив по пути сберкассу и обнулив счет — на ремонт! — царила суета: хмурые мужики как раз сгружали из кузова «ЗиЛа» и заносили в подъезд блестящую ванну голубого цвета.
— Это что, тоже Екатерина Алексеевна? — спросил я, сразу поняв — кому это.
— Это от Зыкиной вам на новоселье! Унитаз и раковину уже поставили, — хохотнул Полевой. — Говорю же, Сережка, нахватал ты авансов.
— Ну, допустим, унитаз я уже отработал! — нескромно хохотнул я, и мы пошли внутрь, за ванной.
Добрели до третьего этажа и посторонились, пропустив мужиков с ванной старой — потрескавшейся и ржавой. В такой лежать — только задницу царапать, но я бы не «обломался» перекрасить. Но если дают, надо брать!