Самый синий из всех

– А, ерунда, – отмахивается Андрей здоровой рукой. – Это ведь не перелом. Просто растяжение. Отец даже не удосужился взглянуть на него, просто отправил к травматологу. И на уроках можно бездельничать, и дома. Знаешь, это здорово спасает, если я не хочу с кем-то тусить или что-то делать. Они такие: «Эй, пошли к нам». Или: «Андрей, отнеси тетради в учительскую», а я просто многозначительно приподнимаю забинтованную руку и трясу ею в воздухе. У всех сразу такое лицо: «О, чувак, прости, понимаем». И все, я свободен.

Я слабо улыбаюсь, а он хватает свой рюкзак и, зажав его между колен, расстегивает молнию левой рукой. Не удержавшись, я мельком заглядываю внутрь и с удивлением замечаю кучу салфеток и крошечных упаковок с кетчупом. Вроде тех, что бесплатно раздают в кафешках или на дегустациях.

– Вот, – говорит Андрей, бросая мне на колени «Сникерс». – Чтобы окончательно замять историю. Открой мне эту штуку, и счет будет один-один. Я спас тебя от превращения в лепешку, а ты меня от истощения.

Руки у меня слегка дрожат. Молюсь про себя, чтоб Андрей не заметил, и преступно долго вожусь с шоколадкой. Несколько неловких движений, и я наконец разрываю обертку. А после…

– Покорми меня, – говорит Андрей.

Что? То есть… что-о-о?

Я замираю. Булькаю что-то нечленораздельное и все-таки подношу руку с шоколадным батончиком к его лицу. Андрей смотрит на меня странным долгим взглядом. Мне почти хочется коснуться его, чтобы понять, что он чувствует. Он наклоняется и аккуратно кусает шоколад. Темная челка падает ему на нос, щекочет мне руку.

Какое-то время Андрей молча жует и смотрит в другую сторону. А потом нерешительно говорит:

– Э-э-э, если честно, я пошутил. Думал, мы посмеемся вместе. Ни за что бы не подумал, что ты и правда это сделаешь.

Вот черт! Ну конечно! Вспыхнув, я вскакиваю и стремглав несусь к школьным воротам.

– Саш! – кричит вслед Андрей.

Я бегу.

В итоге я делаю то, что сделал бы на моем месте любой нормальный человек: смываюсь с трех последних уроков, а дома зарываюсь головой в подушку и беззвучно кричу.

Выходные проходят почти без происшествий. Я валяюсь на кровати, делаю уроки, много читаю, развожу бардак, убираю бардак, играю с Ксю, готовлю воскресный ужин – последнее, правда, было ошибкой. Вечером мы с мамой устраиваемся перед телевизором, чтобы в стотыщпятисотый раз пересмотреть «Аббатство Даунтон». Не спрашивайте. Это как наркотик. Мы просто не можем остановиться.

Кроули опять попадает в аварию, и мама опять плачет. Она всегда плачет на этом моменте.

– Все, выключай, – хлюпает она носом. – Не могу смотреть дальше.

Я покорно выключаю и протягиваю ей салфетку. Мама сморкается тихо, словно сопливый ниндзя. Она частенько шутит, что это особая суперспособность матерей – делать все беззвучно, лишь бы только ребенок не проснулся.

– Не хочешь пойти погулять?

– Э-э-э, – отвечаю я.

На улице хлещет дождь. Ветер дует такой, что стекла стонут в рамах. Это, конечно, еще не апокалипсис, но очень хороший косплей на него. Я как раз собираюсь спросить у мамы, за что она меня так не любит, когда она добавляет:

– С друзьями. Сходили бы куда-нибудь повеселиться. В кино, например. У тебя же есть друзья?

Я закатываю глаза.

– Конечно, мам. У меня сотни друзей, просто все это время я скрывала от тебя свою популярность.

Я ищу, чем бы еще занять руки, и наконец сердито складываю их на груди. Даже не знаю, в который по счету раз мы начинаем этот разговор.

– Знаешь, ты такая хорошая дочь, – говорит мама, и я понятия не имею, почему ее голос звучит так грустно. – Но иногда мне кажется, что это… как-то слишком, понимаешь? Ты не бунтуешь, не шляешься где попало, не нарушаешь комендантский час.

– У нас есть комендантский час?

– Вот именно! Он тебе даже не нужен!

Так. Этот разговор начинает раздражать.

– Мне курить и принимать наркотики?

– Нет, конечно!

– А что тогда? Пьяные тусовки? Сомнительные засосы?

– Саша! Не перегибай.

– Но ведь это ты хочешь, чтобы я была оторвой.

– Я хочу, чтобы ты жила полной жизнью! А ты как рыбка в аквариуме. Одна! Разве не видишь? Ты как будто зритель в своей собственной истории, вот что меня пугает! – Мама все-таки повышает голос, и Ксю просыпается.

Спасибо за испорченные выходные, мам. Я выбрасываю остатки салата с наших тарелок в мусорку, шумно складываю посуду в раковину и в качестве акта неповиновения решаю ее не мыть. Хочешь, чтобы я была плохой дочерью? Запросто! Громко топая, иду в свою комнату и намеренно громко хлопаю дверью.