«В мире есть не одна древнейшая профессия. И не две, как принято думать, употребляя это словесное клише с оттенком продажности, грязи и лицемерия… Есть еще одна, такая же древнейшая профессия, которая хотя и родилась благодаря человеческой гордыне, является образцом профессиональной интеллигентности, тонкости и такта и вершиной владения не только телом, но и головой, а именно – ее ротовым отверстием…
Все помнят Библейскую легенду о Вавилонской башне? Я напомню ее вам, в назидание!
Люди жили на земле одной большой семьей, их было не так что бы много, но и немало. И все они – и афроамериканцы, и китайцы, и индейцы, – все понимали друг друга! Но им было мало знать других, воспитывать детей, жить, познавать себя, в конце концов. И глупые люди решили познать самого Господа Бога! Им в головы не пришло ничего более интересного, как добраться до Бога пешком. Вверх. По ступенькам башни. Самой высокой башни на земле – Вавилонской башни. Конечно, Господь увидел это чудо архитектуры, дал достроить очередное «чудо света» больше чем наполовину и… Разрушил ее до основания! Конечно, это не очень достойный «ассиметричный ответ» глупым людишкам, и Бог не был бы Богом, если бы не придумал наказания поинтересней! Он сделал так, что люди перестали понимать друг друга! Благодаря разрушению Вавилонской башни на земле появилась новая работа не только для строителей, но и – для филологов, преподавателей иностранного языка и, конечно же, для нас, дорогие мои. Для будущего меня!..»
«Звучит заманчиво, – подумал Геннадий Петрович. – Как же прекрасно жить! Сколько книг хороших не прочитано. Сколько фильмов отличных не пересмотрено. Аудиокниги. Столько добра! Можно поехать в любую страну. Можно пообщаться с любым, каким захочешь, человеком. Просто счастье. Жить – хорошо!» Геннадий улыбнулся. Пустая дорога радовала покрытием. Кондиционер работал исправно. Чистая машина. Крейсерская скорость. Как тут не задуматься о счастье?
Фрэнки продолжал:
В детстве мне хотелось быть летчиком. Англия – страна моего детства – использовалась союзническими войсками как большой остров – аэродром, так что авиационной техники я навидался. Я даже имел колоду карт, на каждой из которых был изображен силуэт конкретного самолета: «летающая крепость», «либерейтор», «галифакс» и другие, в том числе немецкие. Такими картами пользовались английские авиаторы и зенитчики для тренировки в распознавании.
Жили мы в Лондоне, далеко от советского торгпредства, где работала моя мама, и это обстоятельство в какой – то мере предопределило мою дальнейшую судьбу. Дело в том, что мама весь день находилась на работе, а я постоянно был в окружении только англичан. Поэтому я очень легко и быстро усвоил английский язык – выучил его настолько, что через несколько месяцев после нашего приезда говорил на нем уже лучше, чем на родном.
Приехали мы в Англию в начале августа 1939 года, а месяц спустя началась Вторая мировая война. Для меня, шестилетнего мальчика, начало войны прошло, по существу, незаметно. Разве что, от своих английских сверстников я узнавал, что их отцы были призваны в армию. Только через год, в августе 1940–го начались первые воздушные налеты немецкой авиации.
Бомбежек я насмотрелся вдоволь. У нас, мальчишек, все карманы были порваны собираемыми осколками. Предметом моей особой гордости была целая несработавшая зажигательная бомба, из которой кто – то уже извлек смертоносную начинку. …Когда налеты стали особенно интенсивными, советских детей эвакуировали в местечко неподалеку от Челтенхэма, где не бомбили. Налеты совершались, в основном, на Лондон и другие крупные центры, в частности на Ковентри. Он был разрушен до такой степени, что склонные к изобретению новых слов немцы придумали глагол «kowentriren» – «сровнять с землей».
Мама позже вспоминала, что впервые появившись в бомбоубежище для советских сотрудников с семьями, где было много детей работников торгпредства, я поначалу плохо понимал их и все время спрашивал у нее: «Что они говорят?».
Известно, что в раннем возрасте дети очень быстро воспринимают языки. Мне, шестилетнему, было достаточно нескольких месяцев погружения в английскую языковую среду, чтобы основательно подзабыть родную речь. Разумеется, потом я ее восстановил, но факт остается фактом – я рос все – таки английским ребенком.
Мы задержались в Англии на целых шесть лет – вплоть до капитуляции Германии. Мы с мамой уехали оттуда в сентябре 1945–го. Мы плыли пароходом через Стокгольм. Я не очень представлял, какая жизнь ждет меня впереди, но уже твердо знал, что буду тем, кем я решил.