Санаторий

— А кто это? Ты можешь сказать, кто это — Самсон?

— Самсон. Доктор это. Плохой доктор. Он умер. Так она сказала.

— Кто?

— Она, — Чип приподнялся на локте, поискал глазами среди спящих и указал пальцем на психолога. Потом неуверенно перевёл палец на Кундри. И опять на психолога.

— Она сказала, — произнёс Чип плаксивым голосом, растревоженный собственным бессилием. — Она врёт. Она сама. Сама.

— Что — сама, Чип?

— Сама она. Врёт. Самсон.

Сказав так, Чип отвернулся и засопел тяжело, сдерживая слёзы, но не сдержал — горько заплакал, кусая пальцы и всхлипывая, и почему-то пукая…

Наступившее затем утро было непередаваемо серым. Самый воздух, казалось, утратил прозрачность и приобрёл собственный цвет — это был серый цвет лежалого трупа, или свинца, или пепла. Со сна и на голодный желудок всех потряхивало. Чип стучал зубами, прыгал и хлопал себя по бокам, но не переставал жизнерадостно улыбаться. Откуда-то наползал запах гари — далёкий, почти не ощутимый, но от этого не менее тревожный смрад то ли кокса, то ли жжёной резины.

— Это Промзона воняет, — сказала Кундри.

— А как она может вонять, если она мёртвая? — спросил Иона.

— Мёртвая, — кивнула Кундри, — потому и воняет.

В другое время Иона, может, и усмехнулся бы шутке, но — не сейчас. По слухам, промзона действительно была мёртвой, если, конечно, не считать живых-мёртвых собак, ползучего провода, поющих кранов, свистящих труб, слепых голубей и прочих радостей параноика. Она была мёртвой в том смысле, что все цеха её давно остановились, печи остыли, дверные петли заржавели, люди, если они там когда-нибудь были, покинули территорию. Поэтому запах гари не должен был и не мог доноситься из промзоны. Если только там не поселились какие-нибудь бомжи. Но что бомжам делать в этом царстве ржавого металла, ползучих проводов, живых-мёртвых собак и так далее?

Теперь по команде Кундри выстроились иначе: она впереди, за ней Иона, потом Чип, следом психолог, замыкал Ездра. Иона не знал, чем вызвано такое перестроение. Он попытался вспомнить, как шли поначалу и как потом. Не получилось. После сна минувшие события затянулись дымкой, будто случились они не вчера, а несколько лет назад. Сейчас он с трудом мог бы вспомнить кабинет Самого, эпическую битву с персоналом, бывших своих со-палатников, оставшихся лежать в грязи там, в пустоте и мраке (если верить этой странной розе Шарона), которые когда-то были санаторием.

Вот смотри, думал он (думал бессмысленно и неотвязно, будто жевал жвачку), в созвездии Кассиопеи, ты знаешь, пять звёзд. Так? Ну, допустим. Кто такая Кассиопея, я не знаю. Москва-Кассиопея помню. И всё. Ещё есть Лебедь, и в нём тоже, кажется, пять. Или нет? Неважно. Лебедь-то тут при чём? К нему ещё Рак полагается и Щука. Рак есть, а щуки — нет. В каком ещё созвездии пять звёзд? Не знаю. Ладно, возьмём Кассиопею, как самое очевидное. Она похожа на букву «М». Или на «W». Как посмотреть. Ну, и к чему это ты?.. Это я к тому, что нас тоже пятеро. И она знала, что нас должно быть пятеро, потому что у неё пять ампул. Заранее знала… Группа «Кассиопея» — так нас назвали бы, если бы когда-нибудь написали про нас книгу. Как про разведчиков… Нет, как про подопытных кроликов. А теперь скажи-ка мне, скажи, в каком порядке располагаются звёзды в Кассиопее и как их зовут?.. Кто бы их знал… К чертям эту дрянь… А кто у нас начинается на «М» или на «W»?.. К чертям…

Вчера Чип говорил что-то про доктора… про Самсона… Ну и что, к чёрту и Чипа. Убогий он… Всё к чёрту. Жрать охота. И того гляди, изжога навалится, давить станет… Эй, Сам, переставай думать в моей башке всякую дрянь, лучше дай пожрать… И от изжоги чего-нибудь.

Пока Кундри отходила за ближайшую кочку, чтобы там присесть, а Ездра пытался втолковать Чипу, за кем и как ему надо будет идти, Иона обратился к психологу:

— А какой у вас позывной?

— Что, простите? — не поняла та.

— Ну, мы ведь с вами до сих пор не знакомы. Вы-то нас, вроде, знаете…

— А-а, прозвище? — улыбнулась она. — Таилиэта.

— Таилиэта?.. Звучно. Инопланетно. Почти как Аэлита.

Она пожала плечами.

— А я думал — Кассиопея, — продолжал Иона, заглядывая ей в глаза.

Ну, заглянул ты в эти чёрные провалы, ведущие в никуда, в бездну бездн. И что? И ничего ты там не увидел. И в лице её ни один мускул не дрогнул.

— Кассиопея? — улыбнулась она. — Почему — Кассиопея?

Иона не успел ответить, потому что вернулась Кундри.

— Построились и пошли! — скомандовала она, подтолкнув Иону в плечо, к его месту в строю, и неприязненно глянув на психолога.