Санаторий

Ездра прислушался на минуту, словно ожидал, что вот сейчас заскрипит кровать, прошлёпают по полу босые ступни, и явится пред взором его незримый спорщик. Нет, конечно же, Ездра этого не ожидал — так только, позировал для вящей убедительности и собственной важности. Он совершенно отчётливо знал, что никто не выйдет и не скажет.

— То-то и оно, — кивнул он, переждав эту томительную паузу. — Не было никакого Термидора.

— Но с другой-то стороны, — неожиданно вступил Молчун. — С другой-то стороны, Ездра, откуда тебе знать про камин? Ну, ладно, Термидор — Калевала, положим так. А ты сам кто? Тебя ведь тоже в кабинете у Самого ни разу не было. Так может, и ты этот, как его, Олонхо?

— Не было, — усмехнулся Ездра. — Это ты в точку попал, Молчун, прямо в пупочку, в самый, это, анус истины пальцем забрался. Может, я и Олонхо, твоя правда. Да только я, в отличие от многих прочих, Молчун, и от тебя в отличие — видел План. Термидора бог не привёл видеть, а вот План — видал.

На этом всегда погружающем палату в почтительное молчание напоминании снаружи заиграли пятую прелюдию Рахманинова. Шепелявый, гундосый и неверный, подрагивающий граммофонный звук падал из громкоговорителя на столбе и разносился над погружённым во мрак дождливой безлунной ночи санаторием. Прелюдия вплеталась в шорох дождя, проникала в рыхлые древние стены корпусов, стелилась над грязью, взлетала и уносилась в небо вслед за дымком из трубы кочегарки, который нынче так сладко пах жареным мясом…

А наутро выпал снег.

Мелкие крупинки его мешались с грязью, тут же таяли, но снег был так напорист, что в конце концов столбы, на которые натянута была колючка, напялили белые шапки, побелели и мусорные баки, и крыши, и старая жёлтая развалюха-молоковоз, застывший на приколе возле продкорпуса. Всё было белым.

И только земля оставалась чёрной.

4

Кундри перехватила Иону следующим утром, после завтрака. Они сталкивались раньше, и даже говорили пару раз, и однажды у них даже чуть не дошло до этого самого, но Иона вовремя вспомнил тогда, что за Кундри ухлёстывал Андроид, а сама она, как и многие другие бабы, страдала по Козлобороду. Андроида Иона уважал, поэтому в последний момент увильнул, только прошёл по самому краю греха. Кундри не обиделась. Не принято было в санатории обижаться — не то, дескать, нынче время и место не то, а на обиженных, как известно, воду возят, и помирают они раньше — так и помирают обиженными. Кому какая от этого польза?

— Правду говорят, что Козлобород под хмарью подорвался? — спросила она, отозвав Иону в сторонку в столовском фойе.

— Дылда, мать его, психа! — выругался Иона. — Да нет, конечно. Ну, я думаю, что нет, не могло такого быть, не из тех был Козлобород.

— А веришь, что он ни с того ни с сего взял и на подрыв пошёл?

— Почему спрашиваешь? — нахмурился Иона.

— Потому что неправду чую, — нехорошо усмехнулась Кундри. — Бабская интуиция, говорят, убойная штука.

— Ну и чего ты хочешь? Правды? Её не знает никто.

— Правды не бывает, — усмехнулась Кундри, а чёрные глаза её не улыбались — из них лезла наружу ледяная стужа. — Чего хочу, не знаю. Знаю, чего не хочу.

— Ну, и чего?

— Оставаться здесь не хочу. И отсюда можно уйти, — сказала она. — Если хочешь пойти со мной, скажу как.

— Нет, Кундри, — покачал головой Иона, — нет, уйти отсюда нельзя. Да и зачем? Что делать там? Вот ты от чего лечишься?

— По женски.

— По женски… — повторил Иона. — Ну и кто тебя там будет лечить? Промзона если только — она от всех болезней лечит, но лечение у неё… да что я буду рассказывать, сама знаешь.

— Ага, знаю. Только враньё это всё. Нет никакой промзоны. В смысле, промзона есть, но ничего такого в ней нет — ни живых проводов, ни душегубок, ни голубей…

— Есть, — возразил Иона. — Голуби точно есть, я сам видел. Они слепые. Но им глаза и не нужны.

— Видел, и — живой?

— Это долгая история. Это было ещё до всего.

Кундри пожала плечами. Видно было, что она не верит, и ни в чём слова Ионы её не убедили.

— Почему ты ко мне подошла? — задал Иона вопрос, который с самого начала разговора вертелся у него на языке. — Почему не к Андроиду или Чомбе, например?

— Ты был другом Козлоборода. Однажды он сказал мне: если тебе нужен будет помощник в любом деле, бери Иону. Так что ты мне завещан, Иона.

— Завещание из меня… не очень.

— Ладно, не прибедняйся. Или на комплимент нарываешься? Козлобород тоже знал, что отсюда можно уйти, и знал как. Поэтому я никогда не поверю, что он так тупо пошёл на колючку.

— Уверена?

Губы Кундри перекосила пренебрежительная ухмылка.

— Языком трёкать в привычках не имею, — сказала она.

Заметив пристальное внимание к ним санитаров, Кундри потянула Иону за рукав, вывела на улицу, отвела за угол.

— Что-то намечается, — сказала она.

— Что? — недоверчиво спросил Иона.

— Откуда я знаю. Но белые суетятся слишком, что-то готовят. Сдёргивать надо отсюда. Я бы одна пошла, но одной в промзоне не выжить. Пойдёшь?