Санаторий

“О чем это я думаю?!” — одернул он себя, возмутившись, будто совершил святотатство. Причесываясь и подстригая бородку все перед тем же зеркалом для бритья, представил себе Крымова — бригадира, старшего партнера по мастерской. Беспардонного Крымова, который мог явиться в любую минуту. Разумеется, не так рано, однако, безусловно, мог. То ли доделывать эскиз пенопластового фриза для Дворца культуры “Строитель”, то ли с очередной подружкой, разомлевшей от его колоритного брюха и безудержного шутовства. Но Крымов ли страшнее всех? Еще не догадываясь, что за диво поселилось под его крышей, — хотя интуиция нашептывала что-то знакомое, — наш герой уже ревновал зеленую тайну, опасался санитарных комиссий, испытывающих охотничью страсть к мастерским; пожарных и милицейских чинов, тоже нередко жаловавших в гости и глубоко убежденных, что государство зря предоставляет отдельным, причем не лучшим своим гражданам некую площадь, помимо квартир.

Вообразив обморок должностного лица, вслед за этим — волокиту письменных объяснений, дикое любопытство города и, как триумф справедливости, ледяной блеск научных приборов, — вообразив все это, он мрачно вернулся во вторую комнату. И успел заметить огромную, больше вороны, серо-коричневую птицу, скользнувшую, распластав маховые перья, над самыми головками лиловых колокольчиков. Птицу, бесшумно возникшую из ничего и исчезнувшую за краем солнечного потока.

Его словно обварило. Ноги задрожали так, что пришлось опять сесть на диван. Наконец-то он постиг свою судьбу в случае подчинения соблазнам островка — то есть чем обернулся бы желанный отдых на солнышке.

Слава богу, “Теорию относительности для миллионов” он в школьные годы штудировал; фантастику тоже пожирал, только давай… Пересеклись две независимо существующих Вселенных. Та, другая, вливается в точку пересечения звуками, запахами и ветром; зноем, уже заметно нагревшим комнату, и наивной пестротой лесных цветов. Реальность этой встречи

сложна и мало доступна рассудку. Во всяком случае, проникновение неравномерно. Возможно даже, односторонне. Если до сих пор еще мелькала шальная мысль, — а что же возникло тамна месте подлеска, неужели кусок замызганного пола? — то теперь ее стерло новым, жутковатым пониманием. Островок странным образом существовал в обоих

, мирах, никуда не пропав из родного леса. Причем, очевидно, мастерская оставалась неощутимой оттуда. Птицы пролетали сквозь нее, и невидимые дебри, вероятно, расстилались там на месте города. Землянин, ступив через границу островка — если это возможно, — оказался бы среди трав и стволов, под небом иного бытия. Относительно Земли это было бы все равно, что умереть.

…Что делать дальше? Разориться на червонец — другой, заказать ребятам из выставочного цеха складную брезентовую ширму? Толку нет. Все равно солнце будет проникать оттуда

, и скоро полуподвал накалится так, что придется работать при открытом окне. От чужих глаз никуда не денешься. Тем более что и время суток в двух мирах не совпадает — значит, станет сиять на весь двор среди ночи… Ах, черт бы тебя побрал! (Он курил машинально, чувствуя отвратительный вкус во рту.) Опускай глухую штору на ночь, приходи в банную жару… Да, это сейчас жарко, а потом? Если тамкончится лето? Вычерпывать ведрами ноябрьский ливень? Мерзнуть, зарабатывать воспаление легких, когда в комнате валит снег?

Страх сменился яростной досадой. Он уже едва не плакал, глядя на островок. Он горько сожалел, что не может забить окно досками, навесить амбарный замок и навеки не показываться на этой улице. Работа. Крымов. Кроме того, даже если бы удалось скрыться — грозовой потоп, подмывающий дом; удар молнии, лесной пожар. Страшные сюрпризы, после которых уже никому ничего не докажешь.

…Наконец он окончательно осознал, что и с чудом, и с мастерской придется распрощаться. Вот так-таки пойти и доложить. В ту же самую милицию. Видимо, и досада-то, и ярость происходили от глухого изначального чувства неизбежной утраты. Несмотря на все грозящие неудобства — ох, как же не хотелось снова смотреть на загаженные половицы!.. Успел отогреться, прильнуть душой к маленькому раю. Ведь не было, не было в его жизни до сих пор ни волшебства, ни тайн. Куда там! Училище, провал на экзаменах в художественный, армия; и вот уже восемь лет, как навязчивый мотив, — рекламный комбинат. Крымов, Лана, похмелья, денежные заботы; “сделать потолок”; “втереть очки” худсовету, выдав дешевую работу за более дорогую; сорвать щедрый “левый” заказ, и так далее…