Санаториум (сборник)

Девочка уже завела в воду плотик.

Издали набегала огромная волна.

Но я не могу взять в транс больше двух килограммов! Нельзя!

Я набрала сигнал SOS по шести адресам, ты помнишь.

Волна накрыла ребенка.

Всплеск, девочку вознесло в позе эмбриона, мелькнул притянутый к груди подбородок, поджатые ножки, скрюченная рука, в стекловидной пасти океана исчезла мокрая макушка, напоследок мотнулся кусок синего пластика. Все. Закрутило, закачало панамку.

Колонна, Окно, Сердце, Очки, Генетик, Скорая, мои адресаты.

Перед тем как исчезнуть из кафе, я все-таки пожала левую руку Стеллы, прикоснувшись к ее пульсу.

И тут же ощутила сильнейший тепловой удар.

Девочка, как оказалось, весила примерно шестнадцать килограммов, Учитель снабдил нас умением знать то, что нам несподручно (он так выражался о пределах наших возможностей).

Тот лишний вес я взяла на себя благодаря полученной силе. Я смогла оценить дар монахини.

Мы всемером подняли девочку с глубины на берег, Сердце, ты применил искусственное дыхание, сделал непрямой массаж сердца, отсосал воду из бронхов.

Мы перецеловались, потом вы ушли в транс.

Передаю дальнейшее.

Я стояла с живым ребенком на руках.

Никто наверху ничего не видел: ни извлечения из воды, ни откачивания – всей этой долгой получасовой процедуры. Наше время отличается от времени жизни.

Но все видели, что я держу чужого ребенка.

Девочка глухо кашляла, терла глазки. Не плакала. Не приучена.

Идиотское положение.

Парень в дредах, который в очередной раз готовился кинуть тарелочку, размахнулся, развернулся и увидел меня. И тут же, не отвлекаясь, ловко бросил тарелочку партнеру.

Я стояла. Куда мне было ее девать? Нести наверх? Все оттуда небось смотрят на меня с легким неодобрением. Что я взялась плестись за чужим ребенком и караулить его, а тем более демонстративно брать на руки? Наблюдали как бы осуждая. Я получила целый ряд неодобрительных сигналов, мы это умеем.

Затем парень поймал тарелку, аккуратно положил ее на песок и со словами «Thank you» взял у меня девочку и понес наверх.

Плотик бил по его ногам: веревочка как была зажата в детском кулаке, так там и осталась.

Я пошла следом.

Наверху, в кафе, меня с огромным приветом уже ждет чернявая мамаша.

Причину ее поведения я теперь поняла: она следила за ребенком наверху, отец же (дреды) отвечал за побережье.

Именно поэтому он с таким значительным выражением на лице и полувзглядом наверх сказал свое «Thank you».

Она распределила сферы влияния. Отец обязан тоже принимать участие в воспитании ребенка!

Потому она принципиально и не полезла вниз.

Он же тоже имел свою территорию свободы и право на игру в тарелочку.

Возможно, между ними уже шла та семейная война, в которой доказательствами чужой неправоты служат чудовищные аргументы вплоть до самоубийств (иногда медеи обоего пола убивают детей, а как же).

Возможно, мать девочки собиралась доказать всему свету, что он никчемный отец. И она бы это доказала на всю оставшуюся жизнь.

Я вернулась к своей честной компании. Они беседовали как всегда. Они знать ничего не хотели. Им было за меня неудобно. Одна Стелла о чем-то догадалась. Она отошла и принесла мне кофе. Я, однако, сидела сухая. Мы не оставляем никаких вещдоков и улик. Мы ныряли обнаженными.

Я страшно рисковала, и не только собой. Окажись ребенок на три кило тяжелее, мы бы все сейчас кучковались здесь, на пляже, с исчезнувшим в волнах ребенком, не будучи в состоянии взлететь, без денег и документов, причем ты, Сердце, припарковался к нам в белом халате, а Скорая вообще в шубе. И все мы, возможно, остались бы без будущего. Спасибо Стелле и той монахине.

Парень в дредах, принеся девочку и явно матом выразив свое мнение мамаше, тут же сбежал вниз по ступенькам мимо меня и исчез отсюда от греха подальше.

А вот мамаша предстала передо мной, уперла руки в боки и начала орать. Она никому не позволит, своей матери даже, влезать в ее жизнь. Фака-маза.

Между тем девчонка ее уже, шатаясь, двигалась к океану, волоча за собой плотик, подальше от рыжего врага.

Я кивала, кивала.

Ребенок тащился, увязая в песке.

Ну что же, киты вон тоже упорно выбрасываются на берег. Лемминги вообще миллионами лезут в море.

Все. Я больше ничем не смогу помочь бедной девочке.

Но вот что интересно – народ на веранде и у стойки, все эти обкуренные бородатые пацаны и их пьяноватые девушки, они все вдруг безмолвно начали тянуть шеи и нацеливать свои экранчики, запечатлевая в них крохотную человеческую песчинку, которую уносило к океану, маленькое голое, беспомощное существо, идуще на смерть.

Ни в каком Интернете такое не увидишь!

Баба все орала, принципиально не глядя в сторону берега, но она уже тоже что-то почувствовала.

Потому что наступила тишина. Хозяин отключил музыку.

А под навесом, за спиной орущей бабы, люди целились своей аппаратурой вниз, хотя с такого расстояния трудно было что-то поймать. Стоп. Покой, невмешательство, нирвана.

А бедная Стелла сидела, чуть не плача, опустив глаза.

Дионисий что-то объяснял Али и ее мужу, показывая на садящееся в море светило, кариатида пила уже какую по счету даровую порцию джина с тоником.