Сандро Боттичелли

Но самым удивительным из савонароловских нововведений была «маленькая полиция», состоявшая из детей — главным образом мальчиков в возрасте от пяти-шести до шестнадцати лет. Организованные процессии этой «ангельской армии» по религиозным праздникам достигали десяти тысяч человек. Пророк возлагал на свою малолетнюю «полицию нравов» большие надежды, как на воплощение будущего и чистоты. Дети группами ходили по городу и настойчиво стучались в дома, повсюду требуя выдачи самого ненавистного врага новой нравственности — «Суеты», то есть разнообразнейших предметов, подвергнутых церковному проклятию. Вытребовав, прочитывали молитву, специально сочиненную Савонаролой, и стучались в следующую дверь. Они проникали повсюду, и ничто не могло укрыться от пристальных глаз этих маленьких соглядатаев. В 1497 г. «ангельское воинство» Савонаролы собрало столько же осужденных вещей, сколько год назад подаяний для бедных.

Помимо суетных украшений в эту массу были включены и произведения искусства, картины и книги «соблазнительного содержания», главным образом из тех предметов культуры, где так или иначе ярче всего отразилась связь с античностью, та самая, которую так стремился возродить в своей живописи Боттичелли, но в которой совсем не нуждались нищие, бедняки, взятые под особое покровительство Савонаролой. Все это приговорили к торжественно-показательному уничтожению 27 февраля на площади Синьории.

Здесь возвели внушительной высоты восьмиугольную пирамиду (наподобие тех, на которых сжигали в древности тела умерших римских императоров) в семь ступеней, где, последовательно воплощая падения семи смертных грехов, разложена вся осужденная «Суета», увенчанная сверху чудовищным изображением — масленичным чучелом Карнавала, ныне ставшим олицетворением Vanitas, набитым горючими материалами. В самом низу этого символического «Вавилона» находились маски, фальшивые бороды, парики, маскарадные костюмы и прочая карнавальная мелочь, выше — осужденные книги итальянского и латинского сочинения. В их числе и нескромный «Морганте» Пульчи, и игривый Боккаччо, и любовная лирика Петрарки и «петраркистов», а также пергаменты и манускрипты с «соблазнительными» миниатюрами. Еще выше шли женские украшения и туалетные принадлежности — духи, зеркала, веера и вуали, затем лютни, арфы, игральные кости и карты. И выше всего, непосредственно подножием чучела служили картины, в особенности изображавшие обнаженных женщин — исторических или мифологических героинь с «бесовскими» именами Лукреции, Клеопатры или Фаустины.

Не напрасно Савонарола ставил современным художникам в пример язычника Аристотеля только за то, что тот порицал изображения обнаженных фигур, говоря об их дурном влиянии на молодежь. «Брат Джироламо добился того, — с раздражением повествует обычно благодушный Вазари, — что в этот день снесли туда такое количество картин и скульптур с обнаженными фигурами, многие из которых были выполнены рукой превосходных мастеров, а равным образом и книг… что это принесло огромнейший ущерб, в особенности для живописи». Иные художники, поддавшись всеобщему покаянному экстазу, добровольно несли в костер свои картины и рисунки, сами уничтожая ценности, которые создавали. Так, по свидетельству многих, поступил молодой Баччо делла Порта, впоследствии ставший известным живописцем под именем фра Бартоломео: «Снес туда и Баччо все свои труды, состоявшие из рисунков, сделанных им с обнаженных тел, а его примеру последовали Лоренцо ди Креди и многие другие, прозванные „плаксами“ (пьяньони)» — таково было прозвище, данное врагами Савонаролы, к которым задним числом принадлежит и Вазари, его сторонникам.

Рассказывают, что некий венецианский купец-коллекционер предлагал двадцать тысяч скуди за древние кодексы, составлявшие одну из ступеней башни пороков — ему ответили предложением присоединить к осужденным изображениям и его портрет, чтобы сжечь в непосредственной близости к Vanitas образ столь ревностного ее поклонника. Так сама природная насмешливость склонных к юмору флорентинцев на краткое время растворяется в пафосе «господнего воинства».