Сангвиний: Великий Ангел

Сам Сангвиний говорил это, гордился этим, и явно в это верил. Но тогда я почувствовал, что это была их реальность, а все остальное, все прекрасные предметы и эстетический труд, являлись просто прикрытием. В таком случае, это даже не маска. Даже не зеркало. Второстепенное представление. Отвлекающий маневр.

К тому времени мой «Носорог» полностью остановился, и я получил четкое представление о Сангвинии. Он был там, где вы и ожидали, прямо в центре, яркая точка света среди кружащегося огня и пепла. Он сражался с одной из великих особей, высоким воином-ксеносом с изогнутой спиной и острыми конечностями шириной с человеческий торс. Так же, как и на Илехе, телохранители примарха не стояли у них на пути — у них были свои собственные сражения со слюнявыми, вопящими толпами вокруг них — и поэтому дуэль между повелителями орд-близнецов оставалась открытой, железный стержень, вокруг которого вращалась остальная резня.

Пытаться уловить, как он это делал — как он сражался, как он убивал, — это было трудно. Отчасти из-за скорости, идеальной отточенности каждого отдельного движения, преломления в мерцающем свете, из-за чего все скорее казалось актом волшебства, чем физики. Однако, как и прежде, я уловил невозможность в его движениях. Мы смертны, мы совершаем ошибки. Мы целимся, но промахиваемся; мы боремся, но терпим неудачу. Он никогда не промахивался. Он никогда не терпел неудачи. И оказывается, что человеческий мозг не очень хорошо это обрабатывает. Мы начинаем пытаться классифицировать это как что — то другое — работающий механизм, действие химической реакции, влияние гравитации. Я едва ли мог заметить какое-либо родство с ним вообще, не только потому, что он был лучше, но и потому, что он был другим.

Существо, с которым он сражался, было, по любым стандартам, грозным противником. Выше, шире в плечах, с четырьмя ударными конечностями, такой же быстрый, как и остальные представители его вида, такой же агрессивный и не испытывающий заметного страха. И все же к концу мне стало почти жаль его. Сангвиний был золотисто-красным вихрем, закручивающимся по спирали в его объятия только для того, чтобы разорвать сухожилие, разбить часть брони, выбить опорную конечность. Примарх размахивал своим длинным копьем, словно оно было продолжением его самого, сверкающий наконечник раскачивался, как звезда на фоне тьмы. Он врезался в ксеноса, расчленяя его, даже когда тот выл и трясся над ним. Я мог чувствовать смятение внутри этой инопланетной оболочки, постепенное осознание того, что на этот раз ему не победить, что такая жалкая участь ожидает каждого из ее собратьев. Возможно, он не был способен на такое воображение. Возможно, я просто проецировал то, что почувствовал бы, если бы меня каким-то образом пересадили в это отвратительное тело. Но я бы не винил его, если бы оно начало рыдать. Я и сам был близок к этому, просто наблюдая за тем, что мог сделать примарх, когда с него снимают оковы. Как и прежде, у меня сложилось четкое впечатление, улавливаемое сквозь паутину крови и запёкшейся крови, что Сангвинии на долю секунды отстранялся от всего остального, что он извлекал видения из будущего и принимал их на себя.

Что мы здесь создали? Что выпустили на волю? Он был на нашей стороне, и мне следовало бы радоваться этому, но невозможно было чувствовать радость, наблюдая за тем, что он делал, когда получал свободу. Конечно, никто из его генетических детей не стал бы возражать — все они были заняты одним и тем же. Насколько я знал, я оказался единственным не членом Легиона, наблюдавшим за всем этим, единственным беспристрастным свидетелем массовой бойни. Все остальные были частью процесса, винтиком в машине.

Я посмотрел вверх. Я сделал это в основном для того, чтобы отвести взгляд от масштабов бойни, хотя бы на мгновение. К тому времени я уже смотрел в магнокуляр своего шлема, чтобы лучше видеть всю картину сражения. Только когда поле зрения расширилось, проносясь над головами сражающихся бойцов, я увидел, что я был не совсем единственным зрителем. Хребет продолжал подниматься на северо-запад, слегка нависая над широким плато, когда он изгибался, прокладывая себе путь через бесконечные горящие джунгли.

Я увеличил масштаб до предела возможностей моей системы, но все равно было трудно получить четкое исправление. Весь ландшафт был охвачен огнем, погружая землю в наполненную копотью тьму и заслоняя молочно-белые бури над головой. Все, что я мог видеть на таком расстоянии, было нечетким месивом, поскольку механические духи магнокуляра пытались сфокусировать изображение. Тем не менее, я кое-что разглядел. И я знал, что это было — по крайней мере, я думал, что знал.