Санитар

Потом они долго не спали и говорили, и Серый горячо шептал свои оби-ды на людей и на Матюхина, пьянствующего у себя в кабинете и таскаю-щего туда баб, когда бригады в мыле носятся по Москве. Шептал, забыв данное решительно словоничего Лиде о себе не рассказывать. Шептал, а Лида успокаивала и говорила, что надо переходить на ставку. И все-таки один в уме оставался. Глубоко засевший осколок оби-ды, который впивался зазубренными краями, когда ссорились в следую-щий раз. Впивался от раза к разу все сильнее. Все острее и острее. По-тому что никогда не выясняли до конца. Нельзя затаиваться. Выдирайте осколок обиды сразу! Выяснять нужно до чистой воды, пока дно не пока-залось, светлое, песчаное. Мир скорой терял привлекательность. Он был изучен до косточ-ки, и то, что вчера умиляло, казалось уделом избранных, обернулось те-перь храпом и козлиной вонью ночной врачебной, и вечной нечистотой, и враньем, пересказываемым в курилке, из года в год одним и тем же, и малограмотностью, выдаваемой за доблесть. Раздражало все пошля-ческое шутовство, победные вопли и хохот, восторженный энтузиазм зе-леных удальцов, молодого помета. Он брезгливо вспоминал свое сани-тарское гусарство. Куда ты уйдешь? говорил Васек, когда Серый жа-ловался ему, что больше не может, отрабатывает положенные три года и уходит. Гадюшник наш не хуже всякого другого. С тем преимущест-вом, что ты бываешь в нем всего десять суток в месяц! Попробуй най-ти другое такое место! Не обращай внимания! Сел в машину, напрягся, скинул суткии забудь! Многое тогда бесило. Сменилось начальство, канул неизвестно куда смещенный Кулиш, в кабинете заведующего воссел Матюхин, только-только получивший врачебный диплом. Сменилось на-чальство, поменялись фавориты. Вчерашние фавориты стали опальными. Сместили помощников, старшего фельдшера. И бывший старшой, к кото-рому раньше ходили на поклон, чтобы поменять дни дежурств (что де-лать? врач всегда ходит на поклон к старшому), теперь работал, как про-стой санитар быдловый, и заигрывал с народом, набирая сочувствующих. Подстанция бродила, но не винным брожением. Вонь чувствовалась в воз-духе. Бывшие шептались, составлялось какое-то письмо с жалобой на притеснения Матюхина, новые фавориты подслушивали, выуживали. Прежде чем что-то в толпе сказать, надо было хорошо подумать. В ка-бинете Матюхина все сразу становилось известно. Интриги раздирали диспетчерскую. Отыгрывались на бригадах. Пошли первые заявления об уходе. Матюхин не задерживал никого. Страдали от этого, естественно, те, кто остался. Работали поодиночке даже ночью и не удивлялись, если не хватало народу в смене и простаивали пустые машины. Серого никто не трогал, Матюхин пока относился к нему прекрасно. Но дерьмовая вонь становилась все сильнее. Уйду к черту совсем! решил Серый. Среди этого дыма коромыслом случались нормальные дни, а то и не-дели. Невозможно было работать постоянно в таком напряге. Лида, тогда увлекшаяся оккультизмом, уверяла Серого, что он подвластен действию Луны, поэтому еще у него меняется настроение. И даже заказала для него гороскоп. В гороскопе были указаны не только дни, но циклы, когда Серого ждут неудачи и ему следует придержать активность. Это разозлило, потому что Лида копала не там. И вышла из гороскопа еще одна ссора.

Уйду к черту!прекрасная философия, обычно не приводящая ни к каким последствиям. Серый подспудно догадывался, что уйти со скорой для него будет нелегко. Мы уже отравлены скорой, говорил он Ваську, мы не сможем войти в обычную жизнь. Васек соглашался. В самом деле, думал Серый, уйти со скорой это все равно что моряку списаться с корабля на вечный берег. Как таксойти на твердую зем-лю, не знать суток, каждый день по будильнику бежать в поликлинику или маяться в больничном застенке? И что там делать? Снова кормить бабок таблетками? Другие уходили, списывались по болезни, Мише Кры-лову, из одного выпуска с Серым, удалось уйти, получив справку, что у него аллергия на бензин. Уйду к черту! это оставалось на бешеные ночи, на пробуждение после ночей. Но проходили два дня, и Серый снова тащился на сутки. Иногда безразличный или, досадуя и морщась, обреченный, но чаще всего ненавидяще-злобный. Скорая еще и кормила, об этом не следовало забывать. Не напрасно Матюхин, подписывая заяв-ления об уходе, усмехался: Что? Надоело мясо? Захотелось манной каши?