Санкция Айгер

Он забрал у нее стакан и налил себе вина. Ему стало любопытно: что же в нем есть такого, что притягивает к нему дамочек с приветом?

— Вы меня понимаете? — спросила Рэнди, забыв, что она о чем-то лишь подумала, но не произнесла вслух.

— Не совсем.

— Ну, у меня есть теория, что незнакомые люди в беседе моментально обращаются к темам, представляющим наибольший взаимный интерес. Вот и мы сейчас разговариваем о трусиках. Это нас в чем-то выдает, да?

— Вы занимаетесь конным спортом, — сказал он, принимая тот принцип наибольшей нелогичности переходов, которому следовала мысль Рэнди.

— Да, еще бы! Демонстрирую дядюшкиных лошадок. Как это вы только узнали?

— Не то чтобы узнал — скорее, высказал такую надежду. У вас нет ли теории насчет женщин, которые любят, чтобы у них между ног был сильный зверь?

Она призадумалась.

— Знаете, я как-то об этом не думала. Но вы, наверное, правы. Это нечто вроде вашего альпинизма, да? Всегда так приятно, когда находится что-то общее. — Она пристально на него посмотрела. — Откуда-то я вас знаю. Имя знакомое. — Она еще раз призадумалась. — Джонатан Хэмлок… Вы не писатель?

— Не совсем. Но книги пишу.

— Все! Вспомнила! Вы пишете книги об искусстве и всяком таком. В Слейде от вас без ума.

— Да, там неплохая школа. Как нам, по-вашему, лучше поступить, Рэнди? Прогуляться по деревне? Или сразу в постель?

— Прогулка по деревне — это грандиозно! Даже романтично. Я очень рада, что мы будем заниматься любовью. У меня есть теория насчет любовных занятий. Я считаю это первоклассным способом сближения. Стоит только переспать с мужчиной — и оглянуться не успеешь, как вы уже ходите под ручку и зовете друг друга по имени. Я предпочитаю звать людей по имени. Скорее всего, это из-за собственной моей фамилии. Я вам говорила, что означает «никкерс» в Британии?

— Да.

— Ну, тогда вы поймете, почему я больше люблю обращаться по имени. У меня есть теория насчет позиций…

Узнав, что завтра утром Рэнди возвращается в Лондон, Джонатан не был безутешен.

Кляйне Шайдегг, 6–7 июля

Утром потребовалось одеваться дважды, и они чуть не опоздали на поезд. Когда поезд уже отъезжал от платформы, мисс Никкерс опустила окошко в своем купе и крикнула на прощанье:

— Знаешь, Джонатан, у тебя правда потрясающие глаза!

Потом она уселась на свое место, рядом с возвращающимся домой лыжником, и тут же принялась излагать ему одну из своих теорий.

Джонатан улыбнулся, вспомнив ту тактику, к которой она прибегала для самовозбуждения — называть все органы, местечки и позы самыми земными именами.

Он пошел вверх по крутой мощеной дороге, соединявшей деревню с отелем. Он уже договорился с местным проводником о тренировочном подъеме на западный склон Айгера. Хотя тому было далеко до северной стены, западный склон тоже попил кровушки и требовал к себе самого уважительного отношения.

Помимо тренировки и акклиматизации была еще одна причина, по которой он старался как можно меньше времени проводить в отеле. Как всегда, несмотря на величайшие предосторожности, хозяева отеля каким-то образом пронюхали, что грядет попытка штурма Айгера. Были разосланы конфиденциальные телеграммы, лучшие номера-люксы бронировались для богатых Айгерских Пташек, которые вскорости начнут стаями слетаться в отель. Как и все альпинисты, Джонатан презирал и на дух не переносил этих падких на развлечения вечных курортников, жаждущих пощекотать свои загрубевшие нервные окончания сильными ощущениями за чужой счет. Он был рад, что Бен и другие члены команды еще не приехали, поскольку вместе с ними налетит и целая стая стервятников.

На полпути к отелю Джонатан свернул в придорожное уличное кафе выпить стаканчик водуазского. Нестойкое горное солнце ласкало щеку…

— Когда-нибудь покупаешь вино девушкам, с которыми знакомишься в барах?

Она подошла сзади, из темных глубин кафе. Ее голос ударил его как обухом. Не поворачиваясь и успев полностью совладать с собой, он потянулся и выдвинул для нее стул. Она села и некоторое время с грустью смотрела на него.

Подошел официант, принял заказ, вернулся с вином и отошел. Она сосредоточенно водила стаканом по небольшой лужице на столе, стараясь не замечать его холодный, неприветливый взгляд.

— У меня была готова целая речь, знаешь. Неплохая речь. Я могла бы сказать ее очень быстро — ты не успел бы ни прервать меня, ни уйти.

— И что за речь?

Она покачала головой и чуть заметно улыбнулась.

— Я забыла.

— Нет, давай речь. Послушаем. Как тебе уже известно, меня ведь очень легко надуть.

Она вновь покачала головой и слабо улыбнулась.

— Сдаюсь. На таком уровне мне не выдержать. Не могу сидеть здесь и обмениваться с тобой холодными, взрослыми словами. Я… — Она подняла глаза, отчаявшись подобрать слова. — Мне, честное слово, очень жаль.

— Зачем ты так поступила? — Размякать он не собирался.

— Будь хоть немного справедлив, Джонатан. Я сделала так потому, что была убеждена — и сейчас убеждена, — что тебе непременно надо согласиться на это задание.

— Я согласился, Джемайма. Так что все вышло просто великолепно.