Сансара. Оборот третий. Яйца Нимиры

— Ну, попробуй. — Диана навела на него ракетку.

Фиона, смекнув, чем дело пахнет, взяла на прицел Яйцерика.

— Да поймите же вы, — заговорил Яйцерик, подняв ракетки. — Они убьют нас всех, если мы не выдадим им того, кто повинен в смерти Короля-Яйцо. Это особое яйцо, они выращивали его несколько лет и верили, что птицы…

Сияние Яичницы померкло. Голем перегнулся через холм и посмотрел на нас.

— За Короля-Яйцо! — крикнул он и… рассыпался.

Диана рванула меня за руку. Перед нами разбилось яйцо. Я бы шарахнулся, но Диана даже бег не замедлила. Мы пробежали через яичное болото, только потом оглянулись.

Черноузорному пришёл конец — я видел кусочек скорлупы с фрагментом узора, плывущий по яичному морю. Яйцерик и Фиона успели спастись. Причём, Фиона несла на руках Яйцерика.

Два других голема обогнули холм, безмолвно подняли руки, готовясь нас расстрелять.

— Мне плохо! — слабым голосом произнёс Яйцерик. — Кажется, я… Я умираю…

Фиона, обалдев от таких откровений, опустилась на колени, глядя на Яйцерика беспомощными глазами, в которых отчётливо читалось желание нажраться вдрабадан.

— Па-а-а-апа-а-а-а! — Откуда ни возьмись появилась Яйцерина. Подбежала к Фионе.

— Дочка… Прощай! Я не держу зла. Не сердись и ты на меня.

— Папа, нет, ты не можешь умереть!

— Я чувствую! Чувствую, как моя душа рвётся нару…

— За Короля-Яйцо! — проорали големы.

— Если мы реинкарнируем в яйца, я покончу с собой, — сказала Диана и сжала мне руку. Мы переглянулись…

И вдруг раздался треск.

В тишине, предварявшей начало конца, треск был слишком тихим и непривычным, поэтому сразу привлёк внимание. Я повернул голову и увидел, что треснула скорлупа Яйцерика. А в следующую секунду трещина расширилась, и Фиона, завизжав, выронила яйцо.

Глава 12

Фиона выронила Яйцерика, и он, под отчаянный крик Яйцерины, прокатился несколько метров. Замер, глядя трещиной в небо.

Я метнул взгляд на големов и обнаружил, что они опустили руки, как будто бы тоже смотрели, потрясённые, на гибель Яйцерика.

Снова раздался треск. Яйцерина, подкатившаяся к отцу, с визгом откатилась обратно. Из трещины показался клюв.

— Мать моя женщина, — сказала Диана. — Он что, серьёзно?

— Душа! — прошелестел выдох сотен яйцекратов. — Душа вылупляется!

Ещё один удар, и вот наружу показалась ярко-жёлтая головка. Раскрыв клюв, она чирикнула и с любопытством огляделась. Раздался грохот — големы повалились на колени.

— Папа?! — выдохнула Яйцерина.

Птенец повернул голову к ней и пронзительно чирикнул, аж в ушах зазвенело. Потом задёргался, доламывая остатки скорлупы, и, наконец, расправил крылья. Ростом оказался чуть пониже меня — и как только в Яйцерике помещался?

— Цып-плё-о-онок, — протянула Фиона. Её хвост, испачканный в яйцах, дёрнулся, уши шевельнулись.

— Брысь, — негромко сказал я, приводя её в чувства.

Фиона встрепенулась, тряхнула головой. Вот так, правильно. Ты не кошка, ты алкаш-декламатор, так безопаснее.

— Но почему? — завопили яйцекраты. — Ведь мы же всё делали правильно! Почему вознесение было даровано яйцеверу?!

— Потому что он — верил! — плачущим голосом ответила им Яйцерина. — Всю свою жизнь он верил в то, что вознесение — удел достойных!

— Он был прекрасным яйцом, — сказал, приближаясь, тот персонаж, что тыкал в меня вилами после пьянки. — Возможно, лучшим из яиц.

— У него была выдающаяся яичность! — подхватила женщина-яйцо, подходя с другой стороны. — Мудрый, справедливый правитель.

— Замечательный отец! — всхлипнула Яйцерина.

— Выдающийся любовник, — добавила ещё одна яйцеверка.

— Что-о-о? — подпрыгнула Яйцерина.

Яйцеверы собирались вокруг чирикающего цыплёнка, и каждый говорил что-то хорошее. Происходящее напоминало нечто среднее между поминками и днём рождения. Големы стояли неподвижно на коленях. Яйцеверы произносили речи. Цыплёнок беззаботно чирикал. Впрочем, беззаботности в его голосе оставалось всё меньше.

— Жрать хочет, — сообразила Диана.

— И что нам с ним теперь делать? — спросила Фиона, выбравшись из скопища яиц и встав рядом с нами.

— Нам? — переспросила Диана. — Ты что-то путаешь. Лично я на птицефабрику работать не нанималась. Нам сейчас надо бежать к порталу, срочно, пока все не очухались.

— В таком виде? — спросил я, без особого энтузиазма оглядев всех нас, начиная с себя.

Я — в трусах и в яйце. Диана — в трусах, лифчике и яйце. Фиона — в занавеске и яйце. Случись с той стороны портала нормальный мир, нас тут же в кунсткамеру посадят. Хотя откуда в Нимире нормальный мир…

— Идём к реке, — решила Диана.

— Заодно и помоемся, — кивнул я и, увернувшись от подзатыльника, первым двинулся в нужном направлении. Однако далеко не ушёл.

В спину ударил порыв ветра, потом — ещё один. Ветер был какой-то странный, и я обернулся.

— Нет, ну это уже слишком! — воскликнула Фиона.

Пожалуй, она была права. С неба, под восторженные возгласы яиц, опускалась, мерно взмахивая крыльями, огромная курица.

— Птица! Птица прилетела! — голосили яйцекраты, не то в восторге, не то в отчаянии, что птица прилетела не к ним.

— Курица не птица, — пробормотал я, но так, негромко, мало ли.