Сансет Парк (ЛП)

7 февраля. Ты встретился с сыном дважды после того, как увиделся с ним двадцать шестого января. В первый раз вы сходили на Счастливые Дни

вместе (благодарность Мэри-Лии, чьи два билета ждали нас в кассе), посмотрел спектакль под большим впечатлением (Мэри-Лии была прекрасна), и потом прошел в ее гримерную после представления, где она набросилась на нас с дикими, нескончаемыми поцелуями. Экстаз от актерства перед живой публикой, адреналин, выливающийся океаном из ее тела, глаза ее пылают огнем. Мальчик был необычно доволен происходящим, особенно, когда ты обнялся с его матерью. Позже, ты понял, что это было впервые в его жизни, когда он мог лицезреть подобное. Он понимает, что война окончена, что воющие стороны уже давно отложили в сторону свои оружия и перековали мечи в орала. После всего — ужин с Корнголдом и Леди Суанн в маленьком ресторанчике. Мальчик говорил немного, но был очень внимателен. Несколько проницательных ремарок о пьесе, разбирая начальную строку второго акта, 

Привет тебе, божественный свет

, и почему Беккет выбрал обратиться к Мильтону в этом месте, ирония тех слов в контексте мира вечнодлящегося дня, поскольку свет никак не может быть божественным, за исключением того случая, если он — противовес темноте. Глаза его матери смотрят на него, когда он говорит, и блестят от обожания. Мэри-Лии, королева чрезмерностей, Мадонна обнаженных чувств, и, несмотря на это, ты сидел там и видел ее зависть — немного забавно, да, но в то же время спрашивал себя, почему ты сам так скуп на эмоции. Тебе было уже спокойнее в его присутствии во второй раз. Вновь привыкая к нему, но все еще не готов к теплым отношениям. Следующая встреча была более близкой. Ужин в У Джо Джуниора сегодня — в честь прошлых времен, только вас двое, налегая на жирные хэмбургеры и влажную жареную картошку; и в основном вы говорили о бейсболе, отчего тебе вспомнились многочисленные разговоры с твоим отцом, о той страстной, но вполне нейтральной теме, спокойной для вас обоих; а затем он вспомнил о смерти Херба Скора и рассказал, как ему страстно захотелось позвонить тебе в тот день и поговорить об этом, о питчере, чья карьера была погублена такой же травмой, сломавшей твоего отца, деда, с которым он никогда не встретился, но тогда он решил, что звонить с такого далекого расстояния было бы неправильно, и как странно, что его первый контакт с тобой тоже произошел по телефону, тот звонок из Бруклина в Экстер, где ты лежал в больнице, и как ему стало страшно от того, что он мог больше тебя не увидеть. Ты повел его на Даунинг Стрит после ужина, и там, в гостиной комнате старой квартиры, он внезапно зарыдал. Он и Бобби тогда ругались между собой, сказал он, на той дороге, и как раз перед тем, как выскочил автомобиль, он толкнул Бобби, толкнул меньшего по размерам Бобби так сильно, что тот упал, и так получилось, что его переехала машина, и он погиб. Ты выслушал все в молчании. У тебя не было никаких слов. Все время незнания, и сейчас, сама простота случившегося, подростковая ссора между сводными братьями, и вся последующая драма из-за этого толчка. Столько вещей прояснились тебе после признания сына. Его яростный уход в себя, бегство от собственной жизни, наказание себя грубыми работами, столько лет ада из-за мгновенной вспышки злости. Может ли он быть прощен? Ты не можешь произнести ни единого слова, но, по крайней мере, у тебя осталось еще здравого смысла, чтобы заключить его в свои объятия и прижать его к себе. А если точнее: есть ли что-то, за что его надо прощать? Скорее всего, нет. Но все-таки, он должен быть прощен.