Сапер. Том III

Ну и ладно, в другой, так в другой. Надеюсь, там соседи потише будут, а то совсем рядом с нами храпун затесался, такие рулады выводил, стены дрожали. Обулись, застегнулись, пошли. Лейтенант впереди, за ним Яков, потом я. А за мной уже два гэбэшных сержанта. Проходя, увидел стоящего у открытого купе Зельдовича, испуганно смотрящего на нашу процессию. Не удержался, подмигнул ему.

Следующим вагоном был плацкарт, в нем мы, если и притормозили немного, то только для того, чтобы обогнуть чьи-то ноги. Потом мы пробежали еще один купейный, и остановились в третьем по счету вагоне. В последнем купе от начала дверь была открыта и оттуда мы услышали возмущенный мужской голос:

— Что вы себе позволяете? Я — артист, еду спокойно, у нас ответственные съемки завтра. А вы мне предлагаете среди ночи куда-то еще переходить. Вот знаете, а никуда я не уйду! Хотите, вытаскивайте меня!

В ответ послышалось какое-то бормотание, но артист, похоже, разошелся:

— Наплевать мне, что другие пассажиры перешли! Слышите? На-пле-вать! Всё, идите, не мешайте мне отдыхать!

Из купе вышел какой-то пожилой мужчина в железнодорожной форме, небось, начальника поезда отправили воевать за места. А за ним вылетел тот самый мужчина, который ругался. Гля, знакомое лицо! Да этот мужик в «Подкидыше» играл вроде. Ну да, вот так анфас — точно Муля. Как же его фамилия?

— Товарищ Репнин, — влез лейтенант.

Артист повернулся к нам и застыл с открытым ртом.

— Сейчас, одну секунду, — пробормотал он, — я освобожу купе, конечно, какие вопросы…

— Послушайте, что вы делаете? — Яков протиснулся вперед и отодвинул провожатого в сторону. — Зачем вы выгоняете этого человека? — он повернулся в стоящему в двери артисту и спросил у него: — Как вас зовут?

— Пётр… Петрович…

— Послушайте, нам ехать всего ничего, не надо никуда переходить, — он задвинул Репнина назад в купе. — Посидите с нами, хорошо?

— Хорошо, — актер быстро успокоился, предложил нам выпить чаю. Оказывается, у него с собой была пачка грузинского. Осталось только добыть у проводника кипяток — и мы мирно начали чаевничать. Попутно Репнин нам жаловался на две вещи, которые отравляли его жизнь. Во-первых, на усики как у Гитлера. Их он из принципе отказывался сбривать. Во-вторых, знаменитая фраза «Не нервируй меня, Муля». Ее повторяла каждая поклонница актера. И это нервировало Репнина больше чем гитлеровские усики.

— А я вас знаю!

Мы понимающе переглянулись с Яковым.

— Вы сын Сталина! — актер возбудился. — Я видел вас на приеме в Кремле. Товарищ Джугашвили! Совершенно невозможно больше ютится с семьей в коммунальной квартире. Вы не могли бы замолвить словечко…

Дальше Репнин начал жаловаться на свои жилищные условия и наконец, понял, как ему удалось так удачно попасть в образ подкаблучника в Подкидыше.

Мне этот сеанс выпрашивания благ немного надоел. Я дождался, когда Яков выйдет из купе, и прошипел артисту:

— Ты что творишь? С личными просьбами нельзя! Эти, — я кивнул в сторону прохода, где бдили сопровождающие, — сразу доложат. Сиди спокойно, и так, кому надо, узнают о твоих трудностях!

* * *

— Граждане пассажиры, вещички собираем, постельное сдаем! — по вагону пошла проводница, повторяя такие сладкие для моего уха слова. Ведь это значит, что подъезжаем к конечной! Скоро Москва! Я уже не слушая Репнина, который после моего окорота начал травить актерские байки, а как приклеенный, сидел у окна, рассматривая проплывающие мимо дома, склады какие-то, полустанки. Вроде обычный железнодорожный пейзаж, а ведь каждый сарайчик, оставшийся позади, приближал нас к цели нашего путешествия. Жаль, на столбах нет табличек «Осталось сколько-то».

Но наконец-то начались всякие железнодорожные сооружения, показался перрон, поезд начал замедляться и остановился.

Репнина выпустили, а мы так и остались сидеть в купе, будто собирались ехать куда-то еще. Понятное дело, Якова в метро не повезут, но ждать сил не было. Я подошел к лейтенанту, руководившему сопровождением.

— Послушайте, может, я тоже пойду? Я вам зачем?

— Не положено, — совершенно механическим голосом произнес энкавэдэшник. — Сейчас машина приедет.

Ба, да ты парень, из последних сил держишься! Губы белые, подбородок слегка трясется, зрачки не видны почти. Наверное, выхватили в Коломне первого, кого нашли, и послали проследить, чтобы ничего не случилось. Он, небось, даже в самых завиральных мечтах не мог представить, КОГО ему поручат охранять. Из-за этого последнее купе заняли под нас, а сами всю дорогу бдили в коридоре и никого не пускали в туалет. Впрочем, попытка только одна и была, какая-то женщина пыталась прорваться, не заметив спросонку краповые околыши.

Всё кончается, даже плохое. Выглянув куда-то, лейтенант скомандовал:

— На выход, товарищи!