Он начал звонить куда-то, спрашивать, а я так расслабился, что задремал даже. Не знаю насчет продолжительности, но когда Павел растолкал меня, то я пару секунд пытался сообразить, где я нахожусь.
— Везучий ты, — пододвинул Судоплатов обрывок бумаги. — В Москве твой Кирпонос. Можешь позвонить ему прямо сейчас, на месте.
Я тут же набрал номер и через пару гудков услышал:
— Приемная.
Конечно, никто не скажет фамилию, даже ведомство. Кому надо, и так знают. А голосок знакомый.
— Ты, Масюк, лучше правду скажи: уже всех связисток в управлении перетоптал, или кто-то неохваченной остался? — я произнес это как можно более суровым голосом, стараясь не заржать.
— Кто э… — начал Аркаша и вдруг до него дошло: — Петька! Живой, гад! Я всегда говорил, что ты выберешься! Ты где? В Москве? Давай срочно сюда! Машину сейчас пошлю, только скажи куда!
— Нет, я сам, — сказал я, увидев как Судоплатов отрицательно машет головой. — Скоро буду.
Сам понимаю, не маленький, что в такие места посторонних лучше не пускать. И говорить об их существовании. Тем более, что и местный транспорт нашелся. Даже с учетом прогрева двигателя не прошло и часа, как ничем не приметная, в меру старая и соответственно погоде забрызганная «эмка» доставила меня на место.
Заминочка произошла внизу, на проходной. Начались вопросы: а кто такой, а зачем, и прочая ерунда. Всё понимаю, но немного досадно.
Наконец, меня довели к приемной, где я сразу попал в объятия Аркаши. Не исключено, что Масюк по заданию немецкого командования решил всё же убить меня под видом дружеских обжималок. Даже сам не знаю, как я выбрался. Естественно, я указал ему на недопустимость такого панибратского отношения к старшему по званию и назначил наказание в виде ста часов строевой подготовки без права на сон и туалет.
— Сам-то где? У себя? — спросил я, когда поток приветствий и восхищений немного иссяк.
— В кабинете, — сказал Аркаша. — Занят просто, даже не ел сегодня еще.
— Мне бы награды забрать, он же с собой тогда забирал, — объяснил я.
— Это ты его так оскорбить хочешь? — искренне удивился Масюк. — Да он постоянно о тебе узнает, где ты и что. Когда не было новостей, он чернее тучи ходил. Жене твоей помогал — продукты отправлял. А ты теперь такой приходишь, гляньте на четыре шпалы в петлице, мне бы вещички забрать, спасибо, что не потеряли.
— Бляха-муха, извини, что так показалось, — растерялся я. — Даже не думал, что так получится. Что-то я не то сказал.
— Ладно, забыли, — вздохнул Масюк. — Сейчас заглянем к нему.
Он пошел к двери в кабинет и аккуратно приоткрыл ее.
— Я же сказал, не беспокоить меня! — рявкнул изнутри Кирпонос. — Освобожусь, дам знать!
— Соловьев здесь, Михаил Петрович, — тихо сказал Аркаша. — Зайти хотел, но если…
— Так какого… вы там сидите? Тащи его сюда!
Отвезли меня домой при полном параде уже поздним вечером. Аж самому стало приятно глянуть на иконостас. Не так, конечно, как у начальников, у которых парадный мундир килограмм на двадцать тянет, но очень даже прилично. Не юбилейными медальками — орденами, один другого полновеснее.
Ключ от квартиры мне, конечно же, выдали. Консьержка порылась в ящике, выудила нужный, подала с улыбкой. Сообщила, что согласно журналу Вера Андреевна уехала три дня назад. Оно понятно, что жить в таком доме — как под увеличительным стеклом. Когда пришел, когда ушел, кто в гостях побывал. Не удивлюсь, если тут и в квартирах слушают, чтобы крамолу сразу засечь.
Что-то я задумался, пропустил вопрос от консьержки. Встрепенулся, когда она чуть не за рукав меня дергать стала. Оказывается, переживает за меня, предлагает в столовой перекусить. Хоть и не полноценный ужин, ввиду позднего времени, но бутербродов настрогают. Я отказался, не голодный всё же, пошел по лестнице пешочком на наш третий этаж. Не старый еще, по таким пустякам лифт вызывать.
Шел и вспоминал, как совсем недавно вроде ходили смотреть эту квартиру. Я еще тогда у батареи отогревался, пока Вера по углам осматривалась, недочеты обнаружить пыталась. Открыл дверь, с непривычки долго искал, где свет включается. Приятно оказаться в месте, которое стало твоим домом. И запах уже здесь особый, чем-то хорошим пахнет.
А на тумбочке в прихожей записка: «Петя, извини, уезжаю на недельку в командировку. Еда в холодильнике, вещи твои в шкафу в спальне. Люблю, Вера». И число — как раз три дня назад. Это что же она, каждый раз из дома выходя, писала мне? У меня аж слеза из глаза покатилась, так мне хорошо стало. Ради такой жены и воевать будешь до последнего!
Радость быстро сменилась стыдом. Пока Вера тут ждала меня, я там с Анькой… Да еще и обещаний ей перед отъездом надавал. Перетащить в Москву, устроить получше… Поговорить, что ли, с Кирпоносом? Я быстро переоделся, разложил вещи. Посмотрел, что за еду в холодильнике мне оставила жена. Макароны по-флотски и квашеная капуста. Это дело! Очень даже хорошо на завтрак мне зайдут.