Сапфир. Сердце зверя

Я испуганно заморгала, первым делом быстро осмотрев самого Гранта, чтобы убедиться еще раз, что с ним ничего не делали и не причинили вреда, а затем и пыльную совершенно пустую комнату, наконец покачав головой в желании снова попытаться обнять мужчину, даже если понимала, что мои прикосновения сейчас для него будут подобны ядерному взрыву.

- Когда рядом звери, кровь пропитывает все, -  тихо и бесцветно продолжил Грант, не видя, как я содрогнулась, всматриваясь в его бездонные голубые глаза, в которых была вся его странная душа, не доступная для понимания или принципам логики простого человека вроде меня. - За ними всегда тянется кровавый след, и мне кажется, что ею пропитан даже воздух…

Грант молчал какое-то время, снова утопая в себе, когда вдруг неожиданно продолжил:

- В глубоком детстве я был нормальным ребенком. Без отклонений и проблем с общением. Я родился, когда родители заканчивали учебу в университете и жили в простом студенческом общежитии. Они оба были химиками и мечтали служить благому делу спасения человечества от страшных неизлечимых болезней, поэтому, когда их – без опыта работы и стажа – пригласили в лабораторию твоего отца, они были бесконечно рады.

Я тяжело сглотнула ком в горле, от которого едва могла дышать, слыша из уст Гранта слова о том, кто не был мне отцом, и не уверенная теперь в том, что я хочу знать продолжение этой истории, тем более от самого Гранта. Я никогда не спрашивала его о том, что стало с его родителями, и по какой причине Элерт взял его к себе еще ребенком, воспитав и помогая идти по жизни несмотря на многочисленные внутренние проблемы. Но теперь я боялась узнать.

- Денег на няню не было, и возникли какие-то бюрократические сложности с тем, чтобы водить меня в сад, поэтому родители часто брали меня с собой на работу. Я был тихим и прилежным ребенком, не мешал им, никогда не отвлекал и с радостью играл с колбами в кабинете папы, переливая воду из одной в другую бесконечное количество раз. Мне нравились их белые халаты и чистота вокруг. Белые кабинеты и улыбчивые сотрудники, которые всегда кормили меня конфетами и часто таскали с собой, показывая цветные реактивы и неведомые аппараты, в которых постоянно что-то крутилось, смешивалось, проверялось на соединения. Но в один из дней я услышал вой сирены.

Грант подался вперед, на секунду пряча лицо в ладонях, когда я увидела, как задрожали его пальцы, и кожа побледнела еще сильнее, затаив дыхание и заставляя себя не рыдать, когда услышу продолжение.

- По лицам людей я понимал, что происходит что-то страшное. Они засуетились. Стали поспешно покидать лабораторию. Но спастись не успел никто…дело было не в опасных газах или тех веществах, которые они в больших количествах исследовали. А в том, что несколькими этажами ниже содержали зверей, которые вырвались из клеток. Теперь я понимаю, что о них не знал совершенно никто, и в первую секунду приняли за охрану, не пытаясь сбежать или изолировать их, когда обнаженные мужчины стали нападать и белоснежно-белая лаборатория наполнилась кровью. Они не просто перегрызали горло тем несчастным, которым некуда было бежать, а вырывали их клочками плоти и хрупких костей. Они разрывали людей на части, выдергивая руки, ноги, головы, словно в их ладонях были всего лишь тряпичные куклы…а я сидел в кабинете отца, видел все это и не понимал в силу возраста, что происходит.

Я судорожно зажала рот рукой, чтобы сдержать рыдания, проклиная собственный мозг, который как всегда слишком ярко рисовал мне картины того, что я слышала в свете того, что уже видела сама, и отчетливо представляя маленького кудрявого мальчика с голубыми глазищами, душу которого сломали в столь юном возрасте, бросив ее на растерзание зверям.

- Родители тоже погибли. Я не видел останков отца, но плакал и звал маму, которая лежала в коридоре с холодными глазами, очевидно побежав, чтобы спасти меня, но не успев сделать это. От нее осталась одна голова и ничего больше…голова и целое море крови, по которой я хлюпал, когда шел к ней в поисках спасения. Звери напали и на меня, но потом появились люди в черных масках и с оружием, и меня накрыла тьма…

Меня просто трясло, когда я плотно закрыла глаза, уже не сдерживая слез, что текли по холодным щекам, понимая, что я даже не могу обнять Гранта, чтобы поддержать его и забрать хотя бы капельку той боли и беспомощности, в которой он жил все эти годы, ребенком, чью душу изувечили и сделали его таким.