Сапфировая королева

Она вздохнула и прижала кошку к себе. Валевский поглядел на ямочки на локтях Наденьки, на завитки волос над ее лбом, и ему захотелось куда-нибудь провалиться, а потом вернуться честным человеком, который не прячется по чуланам и которого, уж во всяком случае, не обвиняют в краже баснословных драгоценностей.

– Вас везде ищут, – наконец сказала Наденька. – И в газете про вас писали.

– Про меня всегда пишут в газетах, – скромно заметил Леон, и это была чистая правда.

– Что же вы теперь будете делать? – спросила девушка после паузы. – У вас есть деньги?

– Нет. У меня ничего нет. – Наденька сделала движение к двери, и Леон прибавил, сердясь на себя: – Но и у вас я ничего не возьму.

Однако она уже вышла за дверь, опустила Дусю на пол и поспешила к себе. Чувствуя неловкость оттого, что втягивает в свои дела такую милую девушку, которая и так могла пострадать из-за знакомства с ним, Валевский наскоро пригладил волосы, поправил воротник рубашки и вышел следом за ней.

В своей комнате Наденька сняла с полки нерединский сборник «У камина», в котором хранила свои сбережения. Сбережения предназначались на покупку следующего сборника или журнала со стихами знаменитого поэта, но в данный момент ей было не до него. Денег оказалось мало, оскорбительно мало, и на глазах у нее выступили слезы, но усилием воли Наденька переборола себя и побежала в гостиную. В ящике секретера, впрочем, денег было еще меньше, чем в секретном хранилище, ибо братец не далее как вчера подписался на новый сногсшибательный журнал, который обещал ниспровергнуть всю современную литературу и увлечь читателей в дебри непознанного. Поняв, что из-за этих дебрей ей никак не удастся помочь Леону, девушка топнула ногой и чуть не разрыдалась, но, помня про рассеянность брата, стала выдвигать и задвигать все ящики подряд – авось где-нибудь обнаружится что-нибудь материальное и сугубо меркантильное. Надежда, как известно, умирает последней именно тогда, когда ей лучше бы загнуться первой, но в данном случае она не только не умерла, но и вполне оправдалась. И когда Валевский вошел в гостиную, Наденька метнулась к нему и сунула ему в руку кошелек с деньгами со словами:

– Вот, это все, чем я могу… могу вам помочь.

Валевский еще никогда не чувствовал себя так скверно, как сейчас. Он хотел отказаться, объясниться, упасть к ее ногам, наконец, но тут вошла Дуся, скользнула к нему, и Леон стал яростно чихать.

– Сейчас Аполлон проснется, – шепнула Наденька. – Идемте!

Она вывела его на кухню и выпустила через черный ход.

– Если вам вдруг что понадобится… – начала Наденька, теребя непослушную рыжеватую прядь волос, – вы всегда можете рассчитывать на нас.

Совесть, которая так некстати пробудилась в душе Валевского, демонически захохотала, и молодой человек окончательно разозлился на себя.

«Не стоило мне вообще приходить в этот дом. Ведь ясно же, что я могу навлечь на них только беду! И вообще…»

Вообще, если бы пан Валевский меньше предавался разговорам с самим собой, а смотрел бы по сторонам, то наверняка увидел бы фигуру, которая нырнула за изгородь при его приближении, когда поляк шел по двору. Но он был поглощен своими мыслями и ничего не заметил.

Чем был занят Валевский остаток дня, нам решительно неизвестно. Впрочем, бронзовый император видел, как известный вор, одетый почему-то как трубочист и к тому же измазанный сажей, спешил куда-то по улице, а через некоторое время объявился на площади, где стоял памятник французскому герцогу, и даже имел нахальство спросить у городового, как ему найти некий дом. В этот дом, собственно, Валевский и направился. Он поднялся по лестнице на второй этаж, убедился, что его никто не видит, постучал и, удостоверившись, что внутри никого нет, с помощью отмычки просочился сквозь дверь.

На город опустилась ночь, когда на лестничной клетке наконец раздались тяжелые шаги. Дверь растворилась, затем зажегся свет, и некто, насвистывая себе под нос, проследовал в комнату, которую условно можно было назвать гостиной, потому что в ней было чуть чище, чем в остальных.

В гостиной человек сел за стол, вынул из кармана что-то, блеснувшее синими искрами, и стал разглядывать это что-то при свете лампы. Потом хмыкнул, достал кое-какие нехитрые приспособления и попытался выковырнуть пару самых крупных сапфиров из оправы. Увлеченный своим занятием, он даже не заметил, что сзади него нарисовался чей-то силуэт, а когда поднял голову, было уже поздно.

– Здорово, Агафончик, – усмехнулся Валевский.

После чего от души врезал старому вору раз, и еще раз, и еще, и продолжал бить его после того, как Пятируков упал на пол. Валевский не отличался особой жестокостью, однако прекратил избивать Агафона лишь после того, как почувствовал, что устал.

– Сс…ука! – прохрипел Пятируков, корчась на полу.

Однако у него еще хватило сил, чтобы выхватить нож и попытаться пырнуть им Валевского. Тут Леон разозлился настолько, что ударил хозяина квартирки с маху каблуком по руке и услышал, как хрустнули пальцы. Агафон взвыл.