Саранча

Симич смотрит на сидящего рядом молодого человека, но фактически он его не видит. Потому что Симич ждет, сосредоточенно ждет, губы его пересохли, побелели, в уголках засохла слюна, от нервного напряжения он не может ни говорить, ни глотать. Он, может быть, и хотел что-нибудь сказать Милану, если бы мог и если бы знал что. Дверь в глубинах коридора открывается и тут же с грохотом закрывается. Симич вскакивает, из его папки вываливается несколько книг, но шанс, что случится что-то новое, уже исчез. Милан собирает книги, Симич просто стоит, сконфуженный своей нервозностью, а еще больше слабостью рефлексов, потеряв здравый смысл от неизвестности, он взмок, он хочет пить и он не желает сдаваться. Милан собрал все книги.

Милан. Почему вы не разденетесь? Неужели не жарко? Дождь давно кончился, на улице почти тридцать градусов.

Симич слушает и ничего не понимает.

Милан. Давайте, снимайте плащ. Вам плохо станет.

Профессор Симич как ребенок послушно снимает плащ. Он остается в парадном костюме, накрахмаленной рубашке, с галстуком, завязанным мертвым узлом.

Милан. Парадный костюм? Тот самый? (Подмигивает старику.) И у моего отца такой есть. В верхнем ящике его письменного стола, в синей папке, у него лежит инструкция насчет его похорон. Фотография для некролога, список выступающих, список тех, кого приглашать, а кого нет. Там же записано и какой костюм. Точно такой же. Он у него самый лучший.

Симич осматривает свой похоронный костюм. Поправляет лацканы.

Милан. Нужно набраться терпения. Поверьте мне, это всегда тянется долго. В это время года, когда готовится ежегодное собрание, они совещаются часами. Рассматривают предложения, обсуждают имена и заслуги, и так до умопомрачения. Садитесь.

Симич садится. Точнее, тело Симича соглашается сесть. Сам же Симич, лично, остается стоять. Милан возвращает ему книги, он просто кладет их Симичу на колени.

Милан. Не волнуйтесь. Я это наблюдаю уже годами. Если мой отец за кого-то просит, то его непременно принимают. Просто это всегда происходит таким образом.

Губы Симича в конце концов искривляются в улыбке. Точнее искривляется лицо, а губы только слегка вздрагивают. Но Милан знает этого человека, друга своего отца, которому все они в жизни многим обязаны, поэтому ему известно, что это и есть его настоящая улыбка.

Милан даже немного растроган.

Милан. А что это у вас…?

(рассматривает названия книг на коленях Симича. Читает.) «История права у иллиров», профессор Милисав Симич. Так это ваше?! (Симич кивает.)Я и не знал, что у иллиров была правовая система…

Симич. Да в сущности-то ее и не было.

Все-таки Симич раскололся. Заговорил в конце концов! Просто не выдержал. Но Милана это особенно не взволновало, он хорошо знает этот хрипловатый голос. Ему интереснее дальше рассматривать книги.

Милан. Посмотрим, что тут еще у вас… «Государство и государственность», Милан Симич, опять у иллиров?

Симич. Нет.

Милан

. Знаю, вспомнил. Это был учебник, да?

Симич. Рекомендуемая литература.

Милан(читает дальше.) «Сны и бессонье», стихотворения! «Бессонье», я и не знал, что есть такое слово…

С Симича уже хватит. Он берет книги и прячет их в папку.

Милан. Так вы, профессор, и стихи пишете?