Саранча

Внезапно сердце пронзила мысль о том, что его поймали и эта чернота вокруг и дыханье — поганый милицейский обезьянник или, того хуже, подвал… Спиридон дернулся, в этот момент что-то большое и шершавое лизнуло его в ухо и протяжно замычало. Бандит дико заорал, вскочил на ноги и, выхватив из кармана коробок спичек, лихорадочно чиркнул спичкой.

Неверный свет выхватил из темноты косые, неоструганные балки, разбросанное по полу сено и пятнистую корову, тянущуюся к нему большими коричневатыми губами. Он был в хлеву и был вполне один. Спиридон лихорадочно жег одну спичку за другой, пока от непотушенной спички не занялся клок сена. Спиридон затоптал сено ногами, покосился в последний раз на корову и вышел вон.

Стрелки на часах стояли на половине третьего ночи. Спиридон вынул было мобильник, чтобы позвонить, но тут ему пришло в голову, что по итогам разборки на заводе он почти наверняка уже объявлен в розыск и как бы менты не слушали его телефон.

Спиридон мобильник выключил и сунул в карман, а сам зашагал по направлению к городу. Мимо него прошло несколько машин, Спиридон проголосовал с обочины, но по понятным причинам ни одна машина не остановилась, чтобы подобрать на пустынном шоссе мужика в одном ботинке.

Впрочем, Спиридону на это было плевать. Железнодорожный вокзал, по его подсчетам, был километрах в шести — дойдем, не развалимся. Остатки здравого смысла подсказывали Спиридону, что лучше ему несколько дней пересидеть в соседней области, где у него были кореша. Впрочем, Спиридон опасался не столько ментов, сколько московского бандита,

Спиридон вышел к железной дороге к четырем утра. Перемахнул через невысокую бетонную стену, отделяющую здания от железной дороги, и пошел вдоль паутины путей к вокзалу.

На освещенном перроне ярко выделялась группка пятнистых ментов с автоматами. Менты прохаживались вдоль путей, шерстя тюки и документы. Спиридон молча стоял в тени и ждал. Он ждал минут десять.

Через десять минут к перрону подъехал «рафик» с синей полосой на боку, и из него высадилась новая порция ментов. Спиридон понял, что менты объявили за ним охоту, но отнесся к этому довольно философски. Отойдя от вокзала на полкилометра, он поймал частника и велел тому ехать на Верейскую улицу, дом 15. На Верейской жил Шура Смак, один из бригадиров Спиридона.

Однако Спиридону не повезло: въезд на Верейскую был перекопан, из траншеи подымались клубы горячего пара.

— В объезд? — спросил водитель.

— Не надо. Так дойду.

Спиридон выскочил из машины и перебежал на ту сторону улицы по хлипкому деревянному мостику, проложенному над тускло поблескивающей трубой, похожей на спящего в болотной тине крокодила. Ночной воздух приятно холодил после натопленного салона: в небе над домами сверкали крупные, словно коллекционные, звезды.

Перепрыгнуть трубу не было решительно никакой возможности, и Спиридон, выругавшись, свернул в подворотню. Пройдя сотню метров, он вновь повернул налево и оказался с другой стороны Шурикова подъезда.

И замер. В двадцати метрах перед ним, задом к подворотне и передом к парадному въезду во двор, стоял тихий, похожий на притаившуюся ласку «форд-скорпио». Фары «форда» были потушены, свет в салоне не горел, но, несмотря на это, Спиридон мог различить внутри машины очертания двух человек.

Одинокий свет от фонаря при подъезде освещал номер «форда», и номер этот Спиридон знал очень хорошо. «Форд» принадлежал одному из корешей Полтинника — шефа безопасности Колуна.

Спиридон осторожно, стараясь не дышать, шагнул назад и прижался к стене. Он мгновенно понял, что это значит. Его искали. Не только менты, но и Семка Колун, и что-то подсказывало Спиридону, что Семка искал его не для того, чтобы сказать «здрасьте». На вокзалы они отправили милицию. Но менты играли лишь роль гонщиков, которые должны были расставить флажки и погнать дичь туда, где в засаде притаились настоящие охотники. Дауд был прав: Колун приказал убрать ставшего лишним подельника.

Ночной воздух, пахнущий опасностью и смертью, хлынул в сознание Спиридона, и оно мгновенно прояснилось, возвращая Спиридону ту ясность рассудка и жестокость инстинктов, которые и сделали его королем беспредела в Тарске. Он уцелел лишь случайно, из-за прорытой не вовремя теплоцентрали. Если бы он подъехал к улице с другой стороны, частник довез бы его до самого подъезда. В этой случайности Спиридон увидел, как всегда, особое благословение Бога или Судьбы, которое не раз выручало его из самых невероятных переделок. Но больше на Бога он не собирался полагаться.

Бесшумно двигаясь, Спиридон пересек подворотню и вышел на улицу Бабкина. Здесь все утопало во тьме. Фонари не горели, закутанная в тучи луна еле освещала две ледяные колеи, проложенные посереди нечищенного асфальта, и тонкую тропку, протоптанную в сугробе на тротуаре. Приятная прохлада понемногу превращалась в холод. Спиридон был без шапки и без перчаток, и его щегольская кожаная куртка была рассчитана на снабженный печкой «лендровер», а не на морозную мартовскую ночь.