– Да. Как ты, Гриша, сказал, так и произошло… Поиграл и умер. – Подытожил бригадир. – Сердце не смогло выдержать этого…
– Любовь у них такая была невзаимная. – Прохрипел Степан. – Зачем ей идти за пастуха, когда рядом барин копытом бьёт.
– Не скажи… – Федора говорила, что Полюшка через пару лет после смерти Михаськи приезжала, побыла на его могилке, погрустила, поднялась на холм, положила там цветы, постояла со скорбно склонённой головой и уехала. Значит, чувствовала и она, что потеряла… Не могла не чувствовать, иначе бы не приехала.
Какое-то время сидели молча. У каждого из головы не выходила эта история. Круглолицая луна скупо освещала, изрезанную оврагами местность, серебря лица и выдёргивая из темноты корявые стволы одичавших яблонь и высокие остовы высохших груш. Это всё, что осталось от былой деревеньки. Обвалившиеся погреба и подполья, некогда стоявших здесь домов, густо поросли высокой крапивой и чернобылом. Кажется жизнь здесь замерла, остановилась. Но, это не так. Через целые столетия донёсся до меня голос эпохи о которой можно, разве что, прочитать только в учебниках истории. Но, даже в учебниках истории о том, что я услышал и увидел на холме вряд ли напишут. Это, как теперь говорят, не формат. Это удел не серьёзной прессы.
Нарушил тишину Иван Иваныч:
– Когда покойный Михаська в переднем углу лежал, люди слабое звучание саратовской гармошки слышали. Главным же чудом было – после его смерти то, что холм заиграл. В деревне стало традицией во время бракосочетания молодым на этот холм приходить. В начале приходили, потом стали на тройках приезжать… Если молодожёны на холм приходят, то слышат, как саратовская гармоника с колокольчиками играет. А иногда молодые видят самого Михаську с гармошкой. Тогда его люди ещё помнили и могли распознать. Наиболее смелые из молодых на холм взбегали, когда Михаську видели, да только не прикоснуться, ни поздороваться с ним не могли, потому как проходили сквозь него руки. Потом это стало затухать. Редко уже кто мог сказать, что слышал игру на Михаськином холме или кому Михаська показался.
– А сейчас кому показывается? – спросил Пахом.
– Нет, теперь никому не показывается, одну музыку люди иногда слышат. И то, если Михаське пара, что пришла на холм, мила.
– Как это мила? – спросил Гришка.
– Мила – это значит, что молодые не по расчёту сходятся, не по принуждению, или ещё почему, – пояснил я.
– И что сбывается, такое утверждение? – спросил Степан.
Иван Иваныч крякнул, кашлянул и выдавил:
– Сбывается или не сбывается, ничего на это не скажу, а старожилы говорят, что те пары, кому Михаська не играл, то недолго в радости жили. В общем, повезло тебе, захожий человек. Мы тутошние, а только слухами пользуемся, а ты вот сподобился сам услышать.
Разговор угас. Тлеющий костёр радовал редкими синеватыми всплохами. В загоне закашлял телёнок. На Сельцо навалилась тихая духмяная ночь. Из всей компании я оказался, по их меркам, самым счастливым.
Переночевав у пастухов, наутро я с тяжёлым сердцем покидал эти места. Было как-то не по себе. Я чувствовал себя так, как чувствует себя человек, не отдавший вовремя долг – и денег нет, и совесть мучает. Я даже начал думать о том, что зря, редко беру в руки гармонь. Ведь когда-то неплохо получалось. Затем увлёкся другим и вот скромный результат.
Погода наутро немного сломалась, поползли лохматые перистые облака, подул холодящий затылок ветерок. Надо было торопиться. После этого случая я ещё несколько раз заезжал в это место, только на играющем холме я ничего больше не слышал.
Февраль. 2022 года.
Хлебный дух
Эту историю мне рассказал дед Стафор. И я расскажу как он говорил, всё в точности, а вы уж сами смекайте, что в этом правда, а что вымысел. Речь- то в рассказе идёт о стародавних временах, может быть, что и наслоилось от пересказов. Возможно и дед Стафор тут не причём. Только пересказы от этого хуже не стали, а приобрели некоторую таинственность.
Начну я повествование с того, что на Филипповской хлебопекарне в Саратове работал мастер-хлебопёк по имени Фрол. Хороший мастер, молодой, сильный. Сила у мастеров-хлебопеков тогда особо ценилась. Попробуй без силы в большой квашне муку затворить. Замешивали муку с водой большой деревянной лопатой похожей на весло. Широкой лопатой промешать ни у кого силы не хватит, а вот лопатой узкой, в виде весла, в самый раз.
Процесс этот, по подготовке теста к выпечке обыкновенного хлеба сложный и трудоёмкий, а уж про выпечку саратовского калача и говорить нечего. Его-то и выпекал мастер Фрол. Мастер-калачник был одинок, семьи не имел, потому для него хлебопекарня была, можно сказать, родным домом и производством, вместе взятыми. Комнату для Фрола производство снимало, только мастер там мало бывал. Спал он прямо в цеху на квашне с тестом. Накроет её крышкой, под голову старый валенок сунет и хорошо. Снизу от квашни немного тепло идёт, сбоку от хлебопекарной печи тоже.