Сатана и Искариот. Части первая и вторая

— Если мимбренхо в самом деле станут стрелять, то это будет убийством, потому что мои воины совсем не подозревают об опасности.

— А разве ты не нападал на селения мимбренхо, не уничтожал их? Они тоже ничего не знали о вашем грабительском походе. Разве ты не хотел убить обоих сыновей и дочь Сильного Бизона? Они же не знали о том, что ты находишься в долине; они были застигнуты врасплох. Разве ты не напал на асиенду Арройо, разве не ограбил ее, не превратил в пепел, позволив при этом убить многих ее обитателей? Они тоже ничего не ведали о вашем приближении, они были застигнуты врасплох. Поэтому то, что юма не знают о ловушке не может служить основанием для твоей просьбы о пощаде.

Он молчал. Да что он мог мне возразить! Но я добавил еще, чтобы совершенно убедить его:

— То, что вы сделали, не считая ограбления, это обыкновенное убийство, но если мы предадим вас смерти, это будет расценено не как убийство, а как справедливая расплата, как наказание за ваши поступки. Можешь ли ты возразить мне хоть что-нибудь на это?

Он ничего не сказал, тогда и я замолчал. Луна теперь находилась в зените и заливала лагерь юма серебряным светом. С того места, где мы стояли, отчетливо различались фигуры спящих. Вождь испуганно поводил вокруг боязливо бегающими глазами. Он напряженно думал, как найти выход, отыскать возможность спастись самому и спасти своих людей; я не мешал его размышлениям, потому что они должны были привести его туда, куда я и хотел. И вот я увидел, как он внезапно вскинул голову.

— Уфф! Что же теперь делать! — выкрикнул он.

Я проследил за направлением его взгляда, обращенного в сторону лагеря, и увидел, что там встал один из воинов-юма и осмотрелся вокруг. Он не заметил лошадей в том месте, где они должны были пастись, а увидел их много дальше. Он наверняка заметил также и наших лошадей. Хотя они стояли отдельно, образуя правильный полукруг, ему это не показалось подозрительным — нет, он посчитал их также за скакунов своего племени и никого не разбудил, а вышел из лагеря, направляясь туда, где в этот момент оказался большой табун. Он посчитал, что оба часовых находятся при табуне, и хотел упрекнуть их за небрежность.

— Он погибнет! — вырвалось у вождя. — Сейчас раздастся выстрел, и воин упадет!

— Нет, — возразил я вождю. — Его не убьют.

— Так ты думаешь, что ему дадут вырваться наружу, через кольцо оцепления?

— Его возьмут в плен, точно так же, как я захватил тебя самого.

— Но он будет защищаться и поднимет шум!

— Ничего у него не выйдет. Ты же знаешь, где стоит Виннету. Юма, если он будет идти в том же направлении, что и прежде, то пройдет близко от него, и апач схватит его так же, как я поступил с тобой. Смотри!

Все случилось так, как я предсказывал. Юма беззаботно шел вперед. Потом мы увидели, как за ним с быстротой молнии вынырнул апач; столь же мгновенно оба исчезли. Их скрывала трава, где мы не могли их видеть. Но короткое время спустя Виннету снова поднялся, он схватил пленника и исчез с ним за деревьями.

— Он… он его одолел! — выдавил из себя Большой Рот.

— И притом в полной тишине, так что твои люди ничего и не заметили! Ты видишь, как у нас все отлажено. И тем не менее я был бы рад, если бы твой воин успел поднять шум.

— Почему?

— Потому что тогда мы бы все уже могли решить. Зачем нам долгое ожидание? Я бы дал сигнал к атаке.

И тут я поднес два пальца ко рту, словно хотел свистнуть. Тогда вождь юма быстро, так быстро, как только мог, заговорил:

— Стой! Не делай этою! Подожди еще немного!

— С чего это? Вам ведь не избежать своей судьбы.

— А вдруг? Ты сам говорил об этом, когда мы ехали к мимбренхо.

— Что-то не припомню.

Конечно, я сказал это только для того, чтобы вождь еще больше разволновался. Он же с настоятельной просьбой в голосе продолжал:

— Ты не мог этого забыть, ты должен был помнить об этом!

— И что же я тогда сказал?

— Ты потребовал от меня быть правдивым!

— Правдивым? Ах, вот что! Но когда я, наконец, доберусь до правды, это не сможет никого спасти, потому что ты не хочешь выполнить то, что я тебе предложил.

— А что это такое?

— Призвать своих воинов сложить оружие и сдаться.

Он пристыженно посмотрел в землю. Я умышленно загонял его в тупик, добавив:

— Тебе же говорили достаточно ясно, что на рассвете ты должен быть готов к этому, но ты нас высмеял. Утро еще не занялось, а ты уже изменил свое мнение. Поэтому я могу рассчитывать и на другие перемены — я тебе не верю. Я полагаю, что за твоими словами скрывается какая-то хитрость, и дам сигнал: пусть начнется бой.

— Подожди, хоть немного еще подожди, послушай, что я скажу тебе!

— Говори, но только быстрее! У меня нет желания бесполезно тратить с тобой время.

— Есть ли гарантия, что вы пощадите моих воинов, когда они сложат оружие, и смогут ли они снова получить свободу?

— Скажу прямо: такая возможность есть.

— А мне тоже сохранят жизнь и выпустят на свободу?