— Но, бхаиджан.[1035]
Есть ли для них какая-нибудь надежда?Бу, бу, предлагает спасение вол. Осман взволнованно склоняется к губам вола.
— Говори же, скорей. Что они должны сделать, чтобы спастись?
В этот момент вол стягивает колпак с головы Османа и обносит ею толпу, требуя денег, и Осман кивает, довольный: Бу, бу.
Османа Обращенного и его бу-бу-быка нежно любили в Титлипуре, но молодой человек жаждал одобрения лишь от одной персоны, и она не давала его. Он признался ей, что его обращение в ислам было в значительной степени тактическим: «Ради того, чтобы получить возможность пить, биби, на что только не пойдет человек?» Оскорбленная его признанием, она сообщила ему, что он вовсе не мусульманин, что его душа в опасности и он может возвращаться в Чатнапатну и умирать там от жажды вместе со всеми заботами о ней. Он покраснел, когда она говорила, необъяснимо сильно разочарованная в нем, и страстность этого разочарования давала ему повод для оптимизма, позволившего ему сидеть в дюжине шагов от ее дома, день за днем; но она продолжала проходить мимо, уставившись в пространство, ни тебе доброго утра, ни как-дела.
Раз в неделю груженые картофелем телеги из Титлипура катятся вниз по узким колеям четырехчасового пути к Чатнапатне, расположенной там, где грунтовка выходит на великую магистральную дорогу. В Чатнапатне стоят высокие, сверкающие алюминиевые башни оптовых торговцев картошкой, но это не имеет ничего общего с регулярными посещениями города Аишей. Она забирается на картофельную телегу, сжимая в руках небольшой холщовый сверток, в котором везет свои поделки на рынок. Чатнапатна широко известна по всей округе своими детскими безделушками, резными деревянными игрушками и фарфоровыми статуэтками. Осман и его вол стоят на краю баньяна, глядя на то, как она подпрыгивает на груде картофельных мешков, постепенно уменьшаясь в точку.
В Чатнапатне она совершает свой путь к дому Шри Шриниваса, владельца самой большой игрушечной фабрики в городке. На его стенах красуются злободневные политические граффити:
— Этот мужчина — предатель своего рождения, ты это прекрасно знаешь. Разве может человек менять богов так же легко, как дхоти? Бог знает, что на тебя нашло, дочурка, но мне не нужны эти куклы.
В рамке на стене позади стола висит сертификат, на котором можно прочесть намеренно вычурную надпись:
— Этот мальчишка — дьявол, — говорит он непреклонно, и Аиша заворачивает кукол в холстину и поворачивается, чтобы беспрекословно уйти.
Глаза Шриниваса распахиваются.
— Проклятье, — восклицает он, — ты уйдешь, а ко мне придут тяжелые времена? Ты думаешь, я не знаю, что тебе нужны деньги? Зачем ты сделала эту чертовски глупую вещь? Что ты собираешься теперь делать? Ступай и сделай еще немного ПС-кукол, вдвое быстрее, и я накину тебе, ибо я великодушен к ошибкам.
Личным изобретением мистера Шриниваса были куклы Планирования семьи,[1038]
социально ответственный вариант старинной русской матрешки. Внутри Абба-куклы в костюме и туфлях находилась скромная, одетая в сари Амма,[1039] а внутри нее дочь, содержащая сына. Два дитяти есть изобилие: таково было послание этих кукол.— Работай быстро-быстро, — бросает Шринивас вослед уходящей Аише. — На ПС-куклы хороший спрос.
Аиша оборачивается и улыбается.
— Не волнуйтесь обо мне, Шринивасджи, — отвечает она и выходит.