— Что он собирается сделать со мной? — вскричал он. — Что он хочет? Это было давным-давно — целую жизнь — больше, чем целую жизнь назад. Что он хочет? Вы от него, Вы посланы им?
— Память о нем столь же длинная, как и его лицо, — произнес пришелец, откидывая капюшон. — Нет, я — не его посланник. У тебя и у меня есть кое-что общее. Мы оба боимся его.
— Я знаю тебя, — сказал Баал.
— Да.
— То, как ты говоришь. Ты — иностранец.
— «Революция водоносов, иммигрантов и рабов», — подсказал незнакомец. — Твои слова.
— Ты — иммигрант, — вспомнил Баал. — Перс. Сулейман.[1608]
Перс криво улыбнулся.
— Салман, — поправил он. — Не мудрый, но мирный.[1609]
— Ты был одним из самых близких к нему, — озадаченно отметил Баал.
— Чем ближе ты к фокуснику, — горько ответил Салман, — тем легче тебе раскусить его трюки.
И вот что снится Джибрилу:
В оазисе Иасриб последователи новой веры Покорности оказались безземельными и потому бедными. Много лет они обеспечивали себя акциями бандитизма, нападая на богатые караваны верблюдов, идущих к Джахилии и от нее. У Махаунда не было времени для угрызений совести, поведал Салман Баалу, как и приступов сомнения о целях и средствах.[1610]
Верные жили беззаконием, но в те годы Махаунд — или следует сказать Архангел Джибрил? — сказать Ал-Лах? — стал одержим законом. Средь пальмовых деревьев оазиса Джибрил являлся Пророку и извергал правила, правила, правила, пока верным не показалась невыносимо тягостной перспектива дальнейших откровений, сообщил Салман; правила о каждой проклятой вещи: если человек пердит, позволено ли ему поворачивать лицо в сторону ветра, правило о том, какой рукой подтирать задницу.[1611] Получилось так, как будто никакой аспект человеческого существования не должен был оставаться нерегламентированным, свободным. Откровение —С тех пор Салман стал замечать, что ангельское откровение слишком склонно к чрезмерному прагматизму и расчетливости, ибо, когда верные обсуждали взгляды Махаунда по любому вопросу — от возможности космических путешествий до вечности Ада, — являлся ангел с ответом, и он всегда был на стороне Махаунда, утверждая без малейшей тени сомнения, что человек никогда не сможет путешествовать на луну,[1617]
и будучи столь же уверенным во временном характере проклятия: даже большинство злых духов будет очищено в конечном итоге адским огнем и найдет свой путь в ароматные сады, Гюлистан и Бостан. Было бы совсем другое дело, жаловался Салман Баалу, если бы Махаунд принимал свою позицию после получения откровения от Джибрила; но нет, он только что сформулировал закон, и ангел подтверждал его впоследствии; итак, я носом почуял скверный запах от всего этого и подумал, что это, должно быть, благоухания тех сказочных и легендарных нечистых тварей, что носят это имя, креветки.Рыбный запах начал овладевать Салманом, который был самым высокообразованным из ближайших соратников Махаунда в связи с превосходной образовательной системой, господствующей в те времена в Персии. Благодаря своей схоластической[1618]
продвинутости Салман был назначен официальным писцом Махаунда, и потому на него пало бремя записывать бесконечно умножающиеся правила. Все эти откровения прагматизма, сообщил он Баалу, и чем дальше, тем тягостнее становилась моя работа.