Сатанинские стихи

Итак, положив голову на колени своей возлюбленной Аиши, он закрыл глаза, и жизнь, казалось, покидала его; но через некоторое время он вернулся;

И обратился к Аише:

— Мне был предложен и мною был сделан мой Выбор, и я избрал царствие Божие.

Тогда она заплакала, зная, что он говорит о своей смерти; после чего глаза его устремились куда-то мимо нее и, казалось, остановились на другой фигуре в комнате, несмотря даже на то, что, когда она, Аиша, попыталась проследить за его взором, то увидела там только лампу, горящую на своей подставке:

— Кто здесь? — вопросил он. — Ты ли это, о Азраил?[1659]

Но Аиша услышала ужасный, сладкий женский голос, молвивший в ответ:

— Нет, Посланник Ал-Лаха, это не Азраил.[1660]

И лампа погасла; и в темноте Махаунд спросил:

— Тогда болезнь эта — твоих рук дело, о Ал-Лат?

И она ответила:

— Это моя месть тебе, и я удовлетворена. Пусть они теперь подрежут сухожилия верблюду и положат его в твою могилу.

Затем она ушла, и погасшая лампа вспыхнула снова еще более сильным и нежным светом, и Посланник пробормотал:

— Тем не менее, я благодарен Тебе, Ал-Лат, за этот дар.

Вскорости после этого он умер. Аиша вышла в соседнюю комнату, где другие жены и ученики ожидали с тяжелыми сердцами, и они начали глубоко скорбеть;

Но Аиша вытерла глаза и промолвила:

— Если здесь есть кто-то, кто поклоняется Посланнику, пусть горюет, ибо Махаунд мертв; но если здесь есть кто-то, кто поклоняется Богу, то пусть возрадуется, ибо Он, несомненно, жив.[1661]

На этом сновидение и закончилось.

VII. Ангел Азраил

1

Бог создал дороги, а Дьявол — перекрестки.

Анхель де Куатьэ, «Исповедь Люцифера»

Все сводилось к любви, заметил Саладин Чамча в своем логове: любовь, свободная пташка из либретто[1662] Мельяка и Галеви для оперы Кармен[1663] — один из призовых образцов там, в этом Аллегорическом Авиарии,[1664] собранном им в более легкие дни и включавшем среди прочих его крылатых метафор Сладкую (у молодежи), Синюю (для более удачливых, чем я),[1665] хайямовско-фитцджеральдовскую[1666] бесприлагательную Птицу Времени (чей путь недлинен и у которой — а как же! — есть Крылья),[1667]

и Непристойную; эта последняя — из письма Генри Джемса, Сэра, своим сыновьям… «Каждый человек, даже чей интеллект находится на уровне подростка, начинает подозревать, что жизнь — вовсе не фарс; что это даже не благородная комедия; что это, напротив, цветы и плоды самых мрачных трагических глубин непременного недостатка, в которые погружены ее корни. Естественное наследство всех, кто способен к духовной жизни — дремучий лес, где волчий вой и ночная трескотня непристойной птицы».[1668] — Кушайте это, детки. — И в отдельной, но самой близкой стеклянной витрине воображения более молодого, более счастливого Чамчи трепетала пленница вершины хит-парада музыки бубль-гум,[1669] Яркая Неуловимая Бабочка,[1670] разделившая l'amour[1671] с oiseau rebelle.[1672]