Сатанинские стихи

Порой он обнаруживал себя среди ходячих трупов, огромных толп мертвяков, которые все до одного отказывались признать, кем они стали; трупов, мятежно продолжающих вести себя подобно живым людям, посещая магазины, садясь в автобусы, флиртуя, возвращаясь домой, чтобы заняться любовью, куря сигареты. Но вы же мертвы, кричит он на них. Зомби, войдите в свои могилы. Они игнорируют его, или смеются, или смотрят смущенно, или грозят ему кулаками. Он затихает и спешит прочь.

Город становится неопределенным, аморфным. Мир уже не подлежит описанию. Паломничество, пророк, противник сливаются, исчезают в тумане, появляются. Так вот в чем с ней дело: Алли, Ал-Лат. Она — возвышенная птица. Весьма желанная. Теперь он вспомнил: она говорила ему, давно, о поэзии Нервина. Он пытается создать подборку. Книгу. Сосущий большой палец артист со своими адскими представлениями. Книга — продукт договора с Дьяволом, извращающего контракт Фауста, сообщил он Алли. Доктор Фауст пожертвовал вечностью ради двух дюжин лет могущества; автор соглашается с разрушением его жизни, и его достижением будет (но только если он удачлив), может быть, не вечность, но, по крайней мере, потомство. В любом случае (так полагал Нервин), Дьявол оказывается в выигрыше.

Что пишет поэт? Стихи. Что за перезвоны в мозгу Джибрила? Стихи. Что разбило его сердце? Стихи и снова стихи.

Труба, Азраил, взывает из кармана пальто: Возьми меня! Дадада: Козырь в рукаве. Вводи меня в игру, играй на мне! Гори оно все синим пламенем, весь этот жалкий бардак: только надуй щеки и тру-ту-ту-ту, всем труба! Пойдем, время зажигать![1949]

Как жарок он: влажный, скрытный, невыносимый. Это вовсе не Благословенный Лондон: только не этот непотребный город. Взлетная Полоса 1,[1950] Махагони, Альфавилль. Он блуждает через смешения языков. Вавилон: видоизмененное ассирийское «бабилу». «Врата Божьи». Вавилон дон.[1951]

Где же это? — Да. Как-то ночью он свернул за соборы Промышленной Революции, железнодорожные терминалы северного Лондона. Безымянный Королевский Крест, похожая на нетопыря зловещая башня Святого Панкратия,[1952] красно-черные газохранилища, раздувающиеся и сдувающиеся, словно гигантские железные легкие. Там, где однажды пала в битве королева Боудикка,[1953] Джибрил Фаришта сражается сам с собой.

Гудсвей: Добрая улица, Улица Добра;[1954] но — О, какое сочное добро прохлаждается в дверных проемах и под вольфрамовыми лампами, сколь лакомые кусочки предлагаются на этом пути! — Качающиеся сумочки, ловчие сети окруженных серебром сетчатых чулочков: это товары не только свежи (средний возраст — от тринадцати до пятнадцати), но и недороги. У них короткие, идентичные друг другу истории: у всех где-то припрятаны маленькие детки, все были изгнаны из дому сердитыми, пуританствующими родителями, ни одна не бела. Сутенеры с ножами забирают девяносто процентов от их дохода. Товары — это, в конце концов, всего лишь товары, особенно когда они — грязь.