Сатиресса. Мифологический роман

Старец проснулся, поглядел в ту сторону, куда указывал ему перепуганный Антем, и вопросительно взглянул в его побледневшее лицо.

— Почему ты так струсил? — спросил наконец Хароп.

— Да ведь это сатир!

— Ну так что ж, сам вижу, что сатир. Да будить-то меня зачем понадобилось тебе? Сатир, как и мы с тобой, пить и есть хочет. Он теперь крадется к козам, чтобы пососать молока. Не следует ему мешать, потому что с их племенем пастухам нужно жить в мире, тогда и они будут отгонять от стада волков, медведей и лисиц, так что нам можно будет спать, не опасаясь пропажи. Да и козы будут лучше плодиться…

— Разве сатиры не трогают людей? Я слыхал, что они душат или разрывают на куски заблудившихся путников, — начал было взволнованный Антем.

— Все это пустяки. Может быть, в дальних странах и водятся свирепые, ненавидящие людей племена, но в наших горах сатиры кроткого нрава и не трогают никого. Женщине, правда, не следует одной далеко заходить в их владения, но пастухи и дровосеки живут с ними в мире Мой дед тоже был пастухом. Он рассказывал мне, как в молодости его полюбила одна сатиресса. Она приносила ему землянику в древесной коре, помогала пасти стадо, учила, как нужно вправлять у скота вывихнутые ноги и залечивать кусаные раны. Она открыла ему целебные свойства коры, листьев, деревьев и трав. Многое из слышанного от нее дед на старости лет передал мне. Только благодаря ему я умею делать так, что ни одна коза не уйдет за проведенную мной вокруг стада черту… Говорят, будто сатиресса эта имела от него детей… Ну, да это, вероятно, неправда, иначе он мне про то рассказал бы… Дети от союза человека и сатирессы имеют лицо более схожее с фавном. Хотя такие браки случаются крайне редко, так как сатирессы обычно пренебрегают людьми. Та, которая полюбила деда, была, кажется, не первой молодости… Если ты и впредь встретишь сатира — не беги от него, не замахивайся с криком копьем или посохом и не отгоняй его от коз, что бы он с ними ни делал, а без страха подойди к нему и постарайся узнать, не нужно ли ему чего-нибудь и не можешь ли ты ему быть полезен. Помни, что сатиры — наши старшие братья, рожденные Матерью Землей, и жили в этих горах задолго до появления людей… Если тебе представится в будущем случай приобрести дружбу кого-нибудь из их племени — не пренебрегай, но дорожи ею, ибо в дружбе они гораздо вернее людей… А теперь дай мне заснуть и впредь не тревожь моего покоя, даже если увидишь их целую дюжину…

* * *

Следующей весной Антему удалось поближе познакомиться с племенем сатиров. Зимой ему подарили новую девятиствольную, сделанную из хорошо просушенных тростинок свирель, скрепленную, правда, желтым воском, а не медью, но певшую с такими переливами, что даже козы первое время поворачивали головы, слушая игру Керкионова сына.

Как потом оказалось, его слушали не одни только козы. Сначала мальчик не обращал внимания на колышущуюся неподалеку от него листву густого кустарника и шелест ветвей во время его игры. Но, заметив однажды пару устремленных на него черных блестящих глаз, Антем перестал играть и, отступив шага на два от кустов, стал тревожно вглядываться в темно-зеленую чащу.

Кусты снова заколыхались, раздвинулись, и из них вышел молоденький черноволосый сатир, такой же ребенок, как и сын Керкиона, почти одинакового с ним роста. Гладкая, блестящая темная шерсть покрывала крепкие козлиные ножки, поддерживавшие загорелое, бронзовое тело. Маленькие бугорки рог чуть-чуть выдавались из-под волнистых волос над выпуклым лбом. Лицо сатира было самое обыкновенное, детское, со слегка вздернутым носом, и ничего не заключало в себе отталкивающего или страшного. Рот весело улыбался, а глаза так и заглядывали в душу.

Испуг Антема быстро исчез.

Сатир сделал шаг вперед и произнес ласково и просительно:

— Мальчик, дай мне немного поиграть на твоей свирели!

«Никогда не отказывай в просьбах никому из племени полубогов», — пронесся в голове Антема один из бесчисленных советов старогo Харопа, и хотя ему страшно было расстаться с любимой свирелью, тем не менее он решительно протянул ее поросшему шерстью загорелому полубогу:

— Вот она. Играй!

— Благодарю, хочешь послушать ночную песню? Я сам сложил ее, наблюдая ночью за нимфами.

Маленький сатир сделал сперва несколько трелей, пробуя инструмент, а затем заиграл.

Сперва это была тихая протяжная мелодия, в которой слышалось дрожание тростников под дыханием ветра, чувствовался холодный, легкий свет луны. Мало-помалу темп ускорился. Слышался сперва нерешительный, потом частый и смелый бег босых ног по росистой траве, звонкий серебристый смех и, наконец, визг, от которого по спине пробегали мурашки, а на затылке поднимались волосы…

Свирель смолкла. Молодой сатир стоял неподвижно и молча смотрел на Антема.

— Я так не умею… Я никогда не слышал смеха нимф. Вероятно, очень опасно подглядывать за их ночными играми?

— Нисколько. Я был хорошо спрятан. Да если бы они меня и увидели, то, самое большее, выкупали бы меня в воде. Они ведь понимают, что я для них не страшен.

— Ты часто видишь нимф?