Сатирические очерки

– Что же, сударь, бывает и так. Составив план и подобрав материалы для газеты, вы вдруг обнаруживаете, что у вас нет наборщиков. А если вы однажды рассердитесь на опечатки, наборщики вас покинут; впрочем, это же они сделают, если вы промолчите.

Возможно ли это? Значит, «Фигаро» не выйдет? О нет, выйдет, во что бы то ни стало выйдет! Преодолеем все затруднения… Ах, да, я совсем забыл: бумага. Спешу на одну фабрику, на другую, на третью… Эта бумага – не но формату, та – дорога, третья – темновата, четвертая – слишком клейкая…

– Видите ли, сударь, такой, какой вы хотите, нет, – отвечают мне наконец. – Ее надо заказать.

– В таком случае я ее заказываю, пусть изготовят за неделю.

– Сударь, фабрика находится в шестидесяти лигах отсюда; надо изготовить формы, затем – бумагу; затем надо просушить ее, а если пойдет дождь… К тому же надо еще и доставить ее. Так что, как обычно, вам дней через пятнадцать – двадцать бумагу отправят и…

– Отправляйтесь вы сами ко всем чертям! – восклицаю я в отчаянии. – Что за страна, где на каждом шагу – помехи!

Но приходится смириться и ждать… В конце концов все будет… Даже кое-что излишнее… Ведь мне приходит на ум, что когда я буду иметь, наконец, издателя, сотрудников, печатников, наборщиков, бумагу… тогда я получу также и цензора… Этого-то без всяких затруднений, их всегда хватает… Его не нужно заказывать и дожидаться не придется… Тут я уже окончательно теряю голову, запираюсь дома, проклятие! И все же «Фигаро» должен выйти, да, сударь; именно поэтому он должен выйти и говорить обо всем, абсолютно обо всем!

Сказав это себе, я возвращаюсь домой, сажусь за конторку, чтобы отдать распоряжения…

– Чем вы заняты? – спрашиваю я угрюмо своего секретаря.

– Сударь, – отвечает мне он, – я перевожу, согласно вашему приказанию, монолог вашего тезки из «Женитьбы Фигаро» Бомарше, монолог, который надо поставить эпиграфом к издаваемому вами сборнику статей.

– Ну-ка, что он там говорит?

«…В Мадриде была введена свободная продажа любых изделий, вплоть до печатных, и… я только не имею права касаться в моих статьях власти, религии, политики, нравственности, должностных лиц, благонадежных корпораций, оперного театра, равно как и других театров, а также всех лиц, имеющих к чему-либо отношение, – обо всем же остальном я могу писать совершенно свободно под надзором двух-трех цензоров. Охваченный жаждой вкусить плоды столь отрадной свободы, я печатаю объявление о новом повременном издании…».[349]

– Хватит, – воскликнул я, когда секретарь дошел до этого места, – хватит: это написано для меня. Перепишите этот монолог здесь, в конце моей статьи. Поставьте дату, когда это было написано. – 1784. – Прекрасно. А теперь поставьте сегодняшнюю дату. – 22 января 1835 года. – А теперь внизу подпись: Фигаро.

Полиция[350]

В мире имеются хорошие люди, так же как бывают в нем и хорошие вещи. Для доказательства первого не будем приводить имена собственные, чтобы не обижать большинство. Но во втором случае необходимы точные указания, если мы хотим, чтобы нам поверили. Хороша, например, предварительная цензура. Кое для кого она не просто хороша, но даже превосходна. Предположим, что вы распоряжаетесь, и распоряжаетесь плохо – подобное сочетание вполне возможно. Разве не хорошо, не чудесно, что никто не посмеет возразить вам на это ни слова? Теперь предположим, что вы распоряжаетесь. И не то чтобы распоряжались плохо, но просто вы – человек спокойный, и поскольку вам следует распорядиться о чем-нибудь хорошем, вы не распоряжаетесь ни о чем – ни о хорошем, ни о плохом. Разве не истинное удовольствие знать, что стоит только появиться какому-нибудь дерзкому писаке, который заявит: «Такие пойдет», как с другой стороны появляется цензор, вами к нему приставленный, и жирными неровными буквами ставит внизу его брошюрки: «Это не может выйти»? Судите сами, куда как хорошо!