Саттри встал и двинулся по проходу, глаза его шарили по полу, не отыщется ли случайной монеты или жетона среди спичечных стебельков и оберток от жвачки. Послушайте, сказал он, а можно я просто так поеду?
Билет в один конец, ответил водитель.
У меня нет другого жетона.
Пять за тридцать центов. Или можешь кинуть дайм.
У меня вообще нет денег.
Ох, ну что ж, сказал водитель. Он достал кожаную сумку и поднялся. Приятный был бы мир, если бы всем можно было только кататься и кататься.
Он спустился по ступенькам с этим своим ранцем и пересек тусклый электрический сумрак терминала к конторе диспетчера. Саттри вышел на улицу.
Из мрака совино вынырнуло и снова скрылось несколько автомобильных фар. Он стоял под фонарем, вытянув руку и отставив палец. В тоненькой куртке он продрог до кости через несколько мгновений. Из парка извергся трамвай и, всосанный мягким желтым дулом своей фары, прокатил с перестуком мимо. В кадрах-картинках окон клевали носами черные. Вагончик с куклами или мерзлыми мертвецами.
Одной ногой в канаве, Саттри онемело зыркал вслед водителю без руля, а тележки со сношенными рессорами стонали и переваливались на своих тягах, и голубая хвостовая звездочка пощелкивала в проводах, и трамвай удалялся в ночь. Саттри схватился за ляжки сквозь истертые карманы и пустился в путь по заросшей бурьяном пешеходной дорожке. В слабом полусвете к западу дрожали огни Ноксвилла, как наверняка бывает с руинами многих городов постарше, какие видят пастухи с холмов, племена варваров, шаркающие по дорогам. Саттри с теми милями, что ему предстояло пройти, взгляда от земли не отрывал, слезливый и ворчливый в кусачем ознобе, под одиноким светом фонаря.
Старый железнодорожник растопил железную печурку и передвинул кровать к ней поперек, для тепла. Саттри плотно затворил дверь. Сзади на путях серые развалины летнего бурьяна смотрелись сморщенными и очень старыми.
Иди к огоньку присядь, сказал старик. Не знал, что там такой холод.
Я весь его с собой принес. Как оно у тебя?
Мерзко, как водится. Сам как справляешься?
Чуть весь не вымерз. Подумал вот тебя проверить, поглядеть, жив ли еще.
Старик хмыкнул себе под нос. Ну господи, сказал он. Легкий морозец меня не убьет, прикидываю. Усаживайся.
Он приподнялся и чуть качнулся вбок, словно чтобы подвинуться, а затем осел на то же место. Саттри опустился на край койки. До странного почти такой же, как у него. Грубое армейское одеяло. Старик читал книжку без обложки, и теперь отложил ее и снял очки, и сжал пальцами переносицу. У стены стоял письменный столик, и в ячейках его бюро были пожелтевшие расписания, путевые листы и тарные ведомости. В дальнем углу здоровенная стопа старых газет и журналов. Должно быть, старик проследил глазами за его взглядом. Газеты читать я бросил, сказал он.
Что так?
Никогда не читал такой, где кого-нибудь бы не убили или не пристрелили, или еще что-нибудь такое. Никогда не знал места, где столько подлости.
А когда-нибудь было иначе?
Чего-чего?
Говорю, иначе когда-нибудь было.
Нет. Прикидываю, не было.
Ну и в газетах всегда про такое писали, нет?
Да. Я просто бросил все это дело. Старею и не хочу об этом слышать. Люди чудны́е. Не желают слушать, до чего все приятно. Нет-нет. У них ежли кого в газете не убьют, так день потерян. Сам-то я бросил. Видал уже все это. Там все одно и то ж. Поезда с рельс сходят, конечно. Природные бедствия. Когда на чугунке авария, поневоле о многом задумаешься.
А ты сам когда-нибудь видел аварию?
Ох, ну еще б.
А хуже всех какая была?
Сам видал или только слыхал?
Да любая.
Не знаю. Видел, как в Летохэтчи, Алабама, котел оторвало, и он всю кабину паровоза взорвал да на эстакаду улетел, только тележки на рельсах остались. Они воды набрать остановились, но не успели залить, как потолок огневой коробки не выдержал. Это я сам видал. А вот в веерном депо в Сан-Антонио, Техас, в девятьсот двенадцатом взрыв был, так там все веерное депо подорвалось, да и много других домов с ним вместе. Кусок котла нашли весом в восемь тонн в четверти мили от аварии. А другой кусок весом почти в тыщу фунтов мужику одному дом снес в полумиле оттуда. Я тогда совсем молодой был, но помню, как об этом писали, будто вчера дело было. Все картинки в газете пропечатали. По-мойму, двадцать восемь убило и не знаю, сколько на всю жизнь покалечило.
Саттри посмотрел на старика. Кусок железа в тысячу фунтов полмили пролетел? спросил он.
О да. Если б не дом того парняги, летел бы до сих пор.
А сам бы ты хотел на такое посмотреть, Папаша?
Старик с тревогой глянул на Саттри. Посмотреть? переспросил он. Откуда?
Понятно, сказал Саттри.